видят падших духов, то говорит: «Отцы этому не учат» (6:12, р. 24), — несмотря на многочисленные упоминания в трудах святых отцов, например о мытарствах, с которыми сталкиваемся после смерти. Если критик признает существование свидетельств, ставящих под вопрос его аргументы, то банально отделывается встречным обвинением: всё лишь «аллегории» или «нравоучительные притчи» (5:6, р. 26).
Он также привержен тому, чтобы прибегать к жестким аргументам ad hominem, направленным на дискредитацию любого не согласного с ним оппонента: «Интересно, что некоторые люди вместе с латинами, по-видимому, считают, что необязательно сообразовываться со Священным Писанием» (6:12, р. 30), — это сказано в контексте, где он подвергает критике учение свт. Игнатия Брянчанинова, на которого, таким образом, косвенно возводится обвинение в неуважении к тексту Священного Писания. Мнения других, не согласных с ним, решительно получают название «оригеновских» или «кощунственных» (5:6, р. 23), а если оппоненты отвергаются, то как имеющие «платоновско-оригеновский склад ума» или находящиеся «в состоянии духовной прелести, под влиянием латино-схоластических и эллинистических... или как пребывающие в глубочайшем невежестве» (6:12, р. 39).
По всей вероятности, уровень полемики данного критика невысок, если он затрагивает в своих выпадах почитаемых православных учителей. Но поскольку критик, как кажется, по-своему отражает ложные представления некоторых православных, не понимающих православной литературы, в которой есть описание загробной жизни, было бы полезным ответить на некоторые возражения, выдвигаемые им против принятого Церковью учения о жизни после смерти.
1. «Противоречия» в православной литературе о состоянии души после смерти
Вопреки сложившемуся мнению о том, что православная литература о жизни после смерти «наивна» и «проста», при внимательном рассмотрении можно увидеть, что на самом деле она глубока и даже утонченна. Часть ее действительно может читать на своем уровне и ребенок — как увлекательные истории, написанные языком житий святых, в которых мы и находим свидетельства о посмертной жизни.
Но этот материал передан нам Церковью не из-за «историй», а потому, что он достоверен; его главный источник — аскетические сочинения святых отцов, где данное учение дано трезво, в непосредственном изложении, а не в форме «рассказов». Поэтому более глубокий анализ материалов может принести свои плоды. Мы попытались сделать это выше, в главе VI, параграфе под заголовком «Как понимать мытарства». Следуя толкованиям св. Григория Двоеслова и других отцов Церкви, мы провели различие между духовной реальностью, с которой сталкивается душа после смерти, и приемами пояснительными или образными (figurative and interpretative devices), используемыми, чтобы выразить эту реальность. Православный человек, хорошо знакомый с такой литературой (еще с детства, по рассказам взрослых), автоматически читает ее на своем уровне и истолковывает образы в соответствии с духовным пониманием. «Мешки с золотом», «разложенные костры», «золотые обители» и подобные явления потустороннего мира не воспринимаются взрослыми в буквальном смысле, и попытка нашего критика дискредитировать православные источники потому, что они содержат в себе фигуральные образы, свидетельствует о том, что он не знает, как их читать. Таким образом, многие из «противоречий» в православной литературе относительно загробного мира имеют место только в умах тех, кто читает ее буквально, — взрослых, искусственно пытающихся понимать ее по-детски.
Ряд «противоречий» таковыми вообще не являются. То, что одни святые (и некоторые [люди], чьи повествования приняты Церковью), говорят о своем «посмертном» опыте, а другие нет, — в этом не более «противоречий», чем в факте, что одни святые не благоволят, чтобы их мощи переносили, а другие благословляют перенесение своих мощей: сие — дело Божия Промысла. Критик приводит пример преп. Афанасия [Воскресшего] Киево-Печерского, который не хотел говорить о пережитом после смерти, и категорически утверждает: «И вообще, такие люди никогда не передавали нам нечто из того, что имело место» (7:1, р. 31, курсив его). Однако воин Таксиот («Жития святых», 28 марта), св. Сальвий Альбийский и многие другие как раз и говорили о своем опыте, и отрицание их свидетельств есть ненаучное и выборочное использование источников. Св. Сальвий и другие неохотно упоминали о происшедшем, но все-таки о нем говорили. Такой факт [нежелание рассказывать о пережитом] не доказывает, что посмертного опыта нет: он дает понять, как богат этот опыт и как трудно передавать его живущим.
Многие отцы (и полнота Вселенской Церкви) предостерегают от принятия бесовских видений (иногда, сообразуясь с обстоятельствами, в категоричной форме), но здесь нет «противоречия» той истине, что подлинные видения приняты Церковью.
Нередко критик в своих нападках неверно прилагает вырванное из контекста святоотеческое высказывание к частной ситуации, для которой оно не подходит. Когда св. Иоанн Златоуст в «Беседах на Евангелие от Матфея» (28, 3) утверждает, что «невозможно разлученной с телом душе продолжать странствовать здесь», то ясно высказывается против языческой мысли, что души умерших могут стать демонами и на время остаться на земле; но эта [общая] истина не противоречит и не имеет отношения к тому [конкретному факту], что многие души и в самом деле остаются близ земли на несколько часов или дней после смерти, прежде чем отправиться в мир иной. Св. Златоуст добавляет в той же Беседе: «После исхода отсюда души уводятся в некое место, не имея больше силы самим снова вернуться сюда», — но это тоже не противоречит тому, что по велению Божию и для Его целей некоторые души и на самом деле являются живым.
Как учит св. Афанасий Великий, Христос очистил воздух от злобы демонов, что никоим образом не отрицает существования бесовских воздушных мытарств, как полагает критик (6:8-9, р. 13); ведь в другом месте он сам цитирует православное учение, согласно которому злые духи, которые все еще в воздухе, производят многие искушения и наваждения (6:6-7, р. 33). До нашего искупления Христом никто не мог пройти сквозь воздух на небо, так как путь преграждали бесы, и люди нисходили в ад; теперь возможно пройти эту воздушную среду, потому что сила бесовская ограничена и касается тех людей, чьи грехи не очищены покаянием, — об этом говорит учение Церкви. И хотя Христос «адову разрушил... силу» (Кондак Святой Пасхи), любой из нас может попасть туда, отвергнув спасение во Христе.
И еще: то, что наша духовная брань с «началами и властями» идет в сей жизни, не противоречит истине, что она продолжается и тогда, когда мы ее покидаем. Параграф в главе VI под заголовком «Созерцание мытарств до смерти» объясняет связь между этими моментами невидимой брани в Православии.
То, что поминовение усопших на третий, девятый и сороковой дни иногда объясняют символизмом Святой Троицы, девяти ангельских чинов и вознесением Христовым, никак не отрицает того,
