телефон в руки.
— Маргарита Сергеевна, слышите меня?
— А? Что? Кто это? Ольга где?
— Если Вы плохо слышите, я могу поискать для Вас хорошего отоларинголога.
— Что?
— Моя жена сказала, что не будет вам помогать. Ни Вам, ни своему бывшему мужу, ни его семье. Ей и без них есть, кем и чем заниматься. У неё есть своя семья. И настоятельно не советую её беспокоить. Я ясно объяснил?
На том конце возникло замешательство. В трубке крякнули, охнули. Потом пошли короткие гудки.
Лёля сидела бледная. На грани слёз.
— Не плачь, пожалуйста, тебе нельзя, — очень серьёзно сказал Кузьмин, целуя её руки, — Ты очень смелая девочка, — притянул к себе на колени и положил свою большую тёплую ладонь Лёле на живот.
— Откуда ты узнал? — прошептала она.
— Ты же тест в шкаф спрятала на верхнюю полку. Это тебе туда высоко, а мне на уровне глаз, — улыбнулся Шура, — Когда ты собиралась сказать?
— Сегодня. Ты рад?
— Ты ещё спрашиваешь! Я счастлив!
— Шурка, я боюсь. А вдруг…
— Не будет никаких "вдруг". Я рядом. Всегда. Веришь мне?
Глава 92
Среди праздничной сутеы с накрыванием стола, расстановкой фужеров и раскладыванием салфеток, Елена Васильевна Кузьмина успела поймать сына за рукав.
— Шурка, иди сюда на пару минут. Разговор есть.
— Мам, что случилось?
— Это я у тебя хочу спросить.
— Не понял.
— Я, сын, прекрасно могу отличить усталую женщину от напуганной. А твоя жена сейчас одновременно усталая и напуганная. И я хочу знать, как это понимать. Девочка не успела замуж за тебя выйти. Ты на неё, небось, все повесил. Хозяйство. Ребёнка своего. Что у вас там происходит? Может у неё на работе неприятности? Или Катя чудит? Два месяца прошло!
— Два с половиной.
— Без разницы!
— Не кричи. Лёля услышит. Не надо её волновать.
— Если ты, оболтус такой, не создашь девочке условия, я тогда не знаю…. Что ты сейчас сказал?
Кузьмин боролся с собой. Зная Лёлины страхи, он не хотел раньше времени кому-то говорить о ребенке. Но раз его мама сама догадалась, скрывать смысла нет.
Елена Васильевна приложила ладони к щекам.
— Шуур… Срок то какой?
— Восемь недель. И, мам, я тебе ничего не говорил. Там всё сложно раньше было. Это пятая беременность. Я бы на руках её носил весь срок. Но она упорно твердит, что беременность это не болезнь.
— Правильно твердит. Если она все время будет об этом думать, лучше не будет. Ох, Олюшка, сильная девочка. Давай я её запишу…
— Нет. Ни к одной твоей знакомой она не пойдёт. Мы ещё с ней на эту тему не говорили. Но я хочу попробовать к Томакяну. В пятнадцатую больницу.
— Там, где кардиологическая патология? У неё порок сердца? Она же у тебя в отделении не просто так оказалась.
— Мам, ну вот как с тобой разговаривать? Не порок. Пролапс. Мы всё видели на УЗИ. Но я не хочу быть её врачом. Я хочу быть мужем и отцом. Обычным. Возможно придурковатым и неуклюжим, как во всех акушерских байках. Она боится. И я вместе с ней.
— Сыночек, — Елена Васильевна обняла сына, — Вы будете хорошими родителями. Ты и Олюшка. Вы уже хорошие родители. А мы что… Мы молиться будем. И в любой, слышишь, любой момент мы рядом.
— У Лелиного отца есть одна фраза. "Она не сирота".
— Сватам то сказали?
— Нет. Никому. И Кате не говорили.
Уже за столом Лёля старалась думать только о празднике. К ночи неприятные ощущения обычно отпускали. Так что можно было даже поесть.
Куранты били полночь. В посёлке начался фейерверк. А она выхватывала и старательно запоминала каждый момент.
В памяти всплыл тот салют на День победы, который они смотрели вместе с Шурой. Вот и сейчас он обнимал её сзади. Собственически. Сбоку подошла Катя. Пристроилась рядом. Лёля гладила её по голове. Острое неуемное ощущение счастья накатило. Сбывалось то, о чем и не мечтала год назад. И вспомнить не могла, что загадала.
— Лёль, — зашептала вдруг ей на ухо Катя, — А я брата загадала. Маленького. Игорь Александрович Кузьмин. Красиво?
Глава 93
Аттракцион "немец и русское Рождество" начался за несколько дней до самого праздника.
Не то чтоб Йохен не знал, что в России сначала отмечают Новый год, а только потом Рождество. И все же такой порядок праздников приводил его в замешательство.
Новогоднюю ночь они провели вдвоём с Кирой, отказавшись присоединиться ко всем компаниям, куда их, разумеется, звали.
Зато поговорили по видео-связи со всеми родителями. Выпитое шампанское придавало смелости.
Поэтому сначала Йохен поприветствовал Кириных родителей. На новость о предстоящей свадьбе они отреагировали спокойно. Мол, люди взрослые, разберётесь. Обрадовались приветам от Микке Хаккинена и звали к себе в Карелию летом.
Кире было даже немного обидно, что ни мама, ни отец не стали настаивать на "перед Богом и людьми". И рваться делать богатую свадьбу. Хотя могли бы, неверное.
Потом вспомнила свадебное фото своих родителей, на котором папа то в костюме, а мама в каком-то цветастом вязаном платье в ибероамериканских традициях и с яркой тесемочкой на голове.
Потом была возможность выдохнуть. Встретить новый год по московскому времени. Йохен был искренне удивлён количеству новогодних фейерверков в Москве. И толпам гуляющих по улице в новогоднюю ночь.
Сколько Кира ни пытала, озвучивать загаданное под бой курантов, написанное на листочке, сожденое и выпитое с шампанским желание Йохен отказался. "Иначе не сбудется".
Можно было только догадываться, что он ещё мог выдумать. Такой способ пить шампанское тоже оказался для него в новинку.
Потом настала пора поздравлять его родителей с наступившим годом. Когда на экране планшета появились интерьеры замка Раттенхоф, у Киры задрожали руки. Йохен сжал её плечи и поцеловал за ухом. Это помогло. Но ненадолго.
Вид маменьки будущего мужа в белоснежном боа поверх красного вечернего платья и папеньки в смокинге не добавлял ей уверенности в себе. А ещё эти фигуры рыцарей на заднем плане и какой-то гобелен с изображением охоты на оленей.
Фрау фон Ратт поприветствовала сына, а после лицо её вытянулось от удивления. Йохен явно вселился наблюдая за этим процессом. И очевидно специально назвал Киру полным именем. На лице Катарины фон Ратт появилось подобие вежливой улыбки.
Будущего свёкра, Фридриха фон Ратта, Кира узнала сразу. Теперь было ясно, чьи синие глаза,
