Старый орденец был невысок, чуть ли не на полголовы ниже Никитина, но широк в плечах, коренаст, жилист. Такие воины обычно подвижны в схватке и к тому же обладают достаточно сильным ударом, а это Андрей прекрасно знал по своему опыту.
Грумуж был примерно его ровесником, лет сорока на вид, и, как знал Никитин, отслужил ордену два полных срока. И такое весьма возможно, если вступил в орден в шестнадцать годков, что здесь принято.
«И в сорок лет есть своя прелесть — здоровье побегать еще имеется, и опыта в схватках достаточно, выше крыши».
Грумуж только секунду потратил на осмотр места баталии и упругим шагом, быстро, чуть ли не вприпрыжку, подошел к командору.
Он потрясенно уставился на его грудь, вцепившись в нее глазами. Встретившись с взглядом Андрея, вздрогнул и рухнул перед ним на одно колено:
— Я рад тебя видеть, брат-командор! Но как ты спасся на Каталаунском поле?! Я собственными глазами видел, как изрубили твой отряд. Тебя считали погибшим, прости за такие слова, брат-командор, ведь пятнадцать лет от тебя не было вестей. И очень трудно сейчас узнать — постарел, сильно поседел, лицо изрезано шрамами. Только одни глаза прежними остались…
— На все воля Божья! И не нам в ней сомневаться! — резко отрезал Андрей и заметил, как вздрогнул старый орденец. — Устал я сегодня, третья схватка за два дня, а года уже не те. Полей мне воды, брат, ополоснусь немного.
Грумуж взял у девчонки ковшик, зачерпнул воды из ведра. Андрей неспешно мылся — холодная вода принесла бодрость, усталость отступила. Но краем глаза он подсматривал за орденцом, видел, как его лицо светилось непередаваемой радостью.
Никитину даже показалось, что тот стал шептать про себя благодарственную молитву. На такую реакцию и рассчитывал Андрей — первый его козырь прошел без сучка без задоринки.
«Но что же, раздери тебя бабай, обозначает эта шифровка в данном мире, вернее у крестоносцев! Видно, немало она весит, если Грумуж встал передо мною на колено и поцеловал руку, будто я монарх или священник. Разгадать бы быстрее».
Закончив умывание, Андрей вытерся рушником и надел свежую полотняную рубаху. Кольчугу и кирасу надевать не стал, только накинул перевязь с командорским мечом.
Грумужа чуть ли кондратий не стукнул при виде клинка, его глаза повлажнели, а слова будто бы пошли из самого сердца:
— Прости, брат-командор, за поспешные слова. Теперь на тело твое да голову взглянул и понял, что винить тебя за долгое отсутствие никак нельзя. Прости великодушно… Где ты эти годы провел, от страшных ран мучения принимая?! Прости!
— Да ничего, что было, то было, сделанного и упущенного не воротишь!
Андрей отвечал неопределенно, опасаясь обнаружить свое полное невежество. И искренне надеясь в глубине души, что Арни позднее изложит Грумужу его же рассказ. Так будет намного лучше, да и сегодняшняя холодность получит объяснение.
— А ведь сына твоего я знаю! — неожиданно сказал Грумуж. — И рад, что ты его нашел. Последний раз я Велемира семь лет назад видел, в Бужовском замке. Послушай, брат-командор, да ведь это же он. Ну и вырос твой Велемир, возмужал, настоящий воин. Боже мой, он ведь походит на тебя, как две капли воды, только моложе. Разрешишь мне обнять его?
Андрей повернулся — действительно, Велемир с Чеславом уже вернулись в усадьбу. Сын сразу к ним подъехал, проворно соскочил с коня и, присмотревшись к собеседнику отца, громко воскликнул:
— Дядька Грумуж?! Так ты жив? А мой пан говорил, что тебя в Еловицах воины Сартского зарубили…
Юноша порывисто бросился в объятия лучника, правда, получив взглядом предварительное согласие отца. Велемир хлопал Грумужа по спине, тот гладил его по волосам — оба были искренне рады, это не театр, фальшь за версту будет видно.
И тут Никитин припомнил, что ведь сын говорил ему о Грумуже, не называя имени и считая воина убитым в какой-то стычке. Тогда Андрей пропустил слова мимо ушей, но сейчас они всплыли в памяти. Этот орденец несколько раз привозил его матери деньги, всячески заботился о мальчике, памятуя об его настоящем отце.
Андрею старый вояка очень понравился, такие не предадут, драться будут до конца, и запугать их невозможно. Да и осторожен вельми, селян он держал на расстоянии, чтоб не подслушали их разговор, и спиной заслонял его так умело, что шифровку на груди вряд ли кто из них мог увидеть.
Оно и к лучшему, теперь у него второй опытный воин будет, опора и «дядька» для новобранцев. Арни ведь не может разорваться — и его охранять, и молодняк воинскому ремеслу обучать.
Словно подслушав затаенные мысли, Грумуж похлопал Велемира по плечу и подошел обратно к Андрею:
— Я пойду с тобой до конца, брат-командор. Я был с орденом в дни побед, пережил с ним проклятие Каталаунского поражения, влачил жалкое существование долгого забвения и людского равнодушия. Останусь до конца, даже если мы погибнем в скором бою…
— Пусть лучше враг наш вскоре падет, а мы с тобой, Грумуж, переживем их, и как можно дольше. Я тут кастеляна пана Сартского с людьми намедни встретил в одном заведении…
Андрей в мельчайших подробностях рассказал Грумужу о своем посещении. Грумуж слушал Никитина с напряженным вниманием, ни одного раза не улыбнулся, а только покачивал головой и задумчиво хмурил брови.
Когда командор окончил свой недолгий рассказ, то лицо воина окаменело мышцами и превратилось в маску. После долгой и томительной паузы Грумуж медленно заговорил:
— С паном Анджеем у тебя, брат-командор, старые счеты. Он тогда молокососом был и бросил отряд брата-рыцаря Добвала у «Черных скал». Не за подмогой поехал, а позорно бежал. Все орденцы погибли, не получив помощи. Ты тогда поклялся, что переломаешь предателю ноги за постыдное бегство. Что ж, свою клятву ты выполнил, брат-командор, хотя и через пятнадцать лет. Но ты зря эту гадину не убил, теперь пан Сартский знает, что ты здесь, и начнет охоту…
— Уже начал, Грумуж. Два дня назад я с Арни и сыном расстреляли из луков и арбалетов оруженосца Сартского, трех конных стрелков и восемь воинов. Они за нами погоней шли, с заводными лошадями…
— Дюжину втроем перебили?
Грумуж даже хмыкнул от удивления и с искренним уважением посмотрел на Арни и Велемира, что оживленно переговаривались в стороне.
— Хорошее начало, брат-командор! И здесь, я вижу, полный десяток положили, если не считать тех сволочей, что привязаны к деревьям. Если так пойдет и дальше, то через какую-то пару месяцев местный магнат совсем без ратников останется, мы их всех перебьем. И на развод не останется! — сквозь зубы пошутил Грумуж, но лицо его продолжало оставаться задумчивым.
— Тебя что-то беспокоит? Ты стал каким-то отрешенным, что ли…
— Я тут с женщиной сошелся, брат-командор, и дочь у меня. Ей всего три годика, и если снова вернусь в орден, а я решил это сделать, то…
— Не надо больше слов! Сейчас решим этот вопрос!
