чертей.
— А мне не нравится! — Возвестила она. — Не нравится, что ты, дурачина, не слушаешь умных советов. Не нравится, что ты, скорбный на голову идиот, не жалеешь собственной жизни. Не нравится, что ты, недоумок, не ценишь моих трудов.
С каждой фразой она делала один шаг в мою сторону. Всего один. Совсем небольшой, старушечий, но этого оказалось достаточно, чтобы последнюю фразу она прокричала мне практически в лицо:
— Не нравится, что ты, неблагодарный, рискуешь жизнью моей внучки!
Я понял основную причину ее гнева и неожиданно густо покраснел. Мне стало невыразимо стыдно. Я здесь, меня лечат. А Вика, как она? Что с ней? Сколько она мне сил отдала из своих скудных запасов? Господи, какой же я идиот!
— Дошло? — Бабка усмехнулась и отодвинулась. — Жива она. Но ты, когда вернешься должен ей помочь. Сама она не восстановится.
Мне стало совсем тошно. Пришлось признаться:
— Я не умею. Я не знаю, как.
— Это не страшно, — она внезапно успокоилась, — Вика тебе подскажет, что делать.
Я не уловил, как она переместилась к столу, опустилась на стул, устало сцепила руки на коленях. Стала невыразимо грустной.
— Знаешь, какая главная беда всех целителей, наделенных даром?
Я не знал, поэтому спросил:
— Какая?
— Мы ничего не можем сделать для себя и своих родных. Не получается, не выходит. Словно какая-то стена появляется между нами и даром.
Я аж замер. Вот это откровение. А бабка между тем продолжила:
— Тебе с этим повезло куда больше. Ты в чужом теле. На тебя это правило не должно распространятся.
Ого! Замечательная новость. Я поспешил уточнить.
— И я смогу себя лечить?
Она хмыкнула. Махнула рукой, словно говорила: «Отстань!» Потом все-таки подтвердила:
— Сможешь. И себя и детей. Но сначала ты должен помочь мне.
— Чем? — Сейчас ради нее я был готов на все. Почти на все…
— С дочкой моей беда, — сказала бабка горько, — не вижу какая, но беда! Помоги. Разберись. Чую там какой-то обман. Не дай Вике наделать глупостей.
Об этом она могла бы и не просить. Я даже поразился, как эта мысль мне раньше не пришла в голову.
— Помогу, — клятвенно заверил я, — обязательно помогу. Если смогу…
— Сможешь.
Бабка довольно кивнула, щелкнула пальцами, вызвала из небытия кувшин. Поварешкой начерпала в него отвар, подула, остужая, отхлебнула сама, довольно кивнула, протянула мне.
— Пей. Будешь как новенький.
Я не посмел ослушаться. Да и ни к чему мне это было. Баба Дуся не желала мне зла. Сейчас в этом я был абсолютно уверен. Отвар оказался вкусным. Душистым, с легкой горчинкой, цветочным, медовым. Натуральная сказка. У Вики, положа руку на сердце, пока получалось куда хуже. Выпил я его с огромным удовольствием.
Баба Дуся опять услышала мои мысли. Рассмеялась. Как маленького, погладила меня по голове. Сказала:
— Придет время, и Вика так же научится. Да что Вика, ты и сам сумеешь. А пока…
Она залезла в карман передника, что-то достала, не показывая сунула мне в кулак. Произнесла серьезно:
— Смотри, не потеряй. Тебе это еще пригодится.
Я хотел рассмотреть, но мне не дали. Старуха перехватила мой кулак двумя ладонями. Мягко улыбнулась, сказала:
— Спи, ни о чем не думай. Все будет хорошо. Все будет правильно. Запомни это накрепко.
И неожиданно дунула мне в лицо. Пахло от нее летом, лугом, спелой земляникой.
Веки мои сразу отяжелели, глаза закрылись. Я даже не понял, как уснул. На этот раз до утра.
Глава 24
Проснулся я первым. За окном еще толком не успело рассвести. Открыл глаза и ощутил себя на редкость отдохнувшим, легким. И сразу вспомнил последний бабулин дар. Вспомнил и испугался. В ладони было пусто, а я так и не узнал, что должен был получить.
Суматошно вскочил, откинул одеяло. Славка со своей раскладушки проворчал:
— Вот же скотина, и чего тебе неймется? Дай поспать!
— Спи, спи, — прошептал я, почти вслепую шаря по матрасу.
Искомое обнаружил почти сразу. Зажал в руке. Прихватил кроссовки и джинсы, выбрался на крыльцо. И сразу пожалел, что не взял с собой куртку. На дворе было прохладно. Слишком прохладно, чтобы вот так разгуливать вольготно голым по пояс.
Я разжал кулак, невольно подивился. Обычная записка — клочок пожелтевшего листка в клеточку. Аккуратно сложенный кусочек. Пальцы дрогнули, разворачивая. Почему-то мне было тревожно. Страшно было. Что там? О чем хотела поведать старая ведьма?
Вопрос, как вообще возможно пронести что-то из мира снов сюда, в реальность, почему-то меня не беспокоил. Наверное, я уже досыта наелся и тайнами, и чудесами. Они меня больше не будоражили.
С запиской оказалось все банально. Там было написано: «Вика». А дальше только цифры. Я даже усмехнулся. От моего домашнего номер отличался всего на две цифры. Мы с Викой оказались соседями.
Номер этот я запомнил легко. Раз баба Дуся сказала, что пригодится, не стоило ее словами пренебрегать. Бумажку сунул в карман. Потом тихонько пробрался на кухню, поставил чайник. Ждал пока закипит, стоя у окна. Смотрел на обсыпную сливу, на ясное небо, на облака.
Смотрел и улыбался своим мыслям. Потрясающе, иногда нужно умереть, чтобы понять, что самое простое в этой жизни и есть самое прекрасное. В моем случае для этого умереть пришлось дважды.
Когда на кухню зашла Вика, я не заметил. Она обозначилась сама:
— Привет, Сереж, ты чего так рано?
Я обернулся.
— Привет.
Вид у нее был неважнецкий. Бледная, осунувшаяся, под глазами залегли черные тени. Девчонка поймала мой взгляд, повела плечом, криво усмехнулась. Говорить ничего не стала.
Силы в ней оставалось на самом донышке. Я вспомнил бабкины слова, сказал:— Сейчас выпьешь чаю, перекусишь, и будем тебя лечить
Она сразу вскинулась:
— Зачем? Не надо!
Слушать ее я не стал.
— Ты не хуже меня знаешь, что надо. Тебе сейчас вообще надо лежать. У тебя батарейки на нуле. Вон, еле стоишь!
Вика совершенно нелогично обиделась:
— В порядке все со мной. Тебе самому помощь нужна.
Я прислушался к себе, покатал внутри силу, подаренную ведьминым котом, усмехнулся.
— Не нужна. Ты же не слепая? Смотри сама! Меня твоя бабуля всю ночь лечила. Я теперь о-го-го! Я теперь все могу! Я даже…
Удаль показать мне не дали. Из комнаты выбрался Влад.
— Жрете втихаря? — спросил он,
