они находились, хан почему-то счел неотъемлемой частью Джунгарии. В противном случае, угрожал открытыми вооруженными действиями. На границах Колывано-Воскресенского заводского ведомства оживленно передвигались многолюдные орды конных кочевников. При переговорах послы бахвалились, что хан наделяет беглых русских людей, которые переметнутся к нему, многими привилегиями. Соблазнительная приманка для работных!
Не успел канцелярист подшить бумагу в дело, как рудничное начальство подняло шум о побеге новой партии работных — десяти человек. На этот раз начальство не выказывало обычного рвения в поисках беглецов; словно для очищения совести, отправило в разные стороны несколько великовозрастных солдат. Те через несколько дней вернулись, не сыскав беглецов. Работные от удивления только разводили натруженные руки.
— Диво дивное: люди убегли, а начальству до того вроде и дела никакого нет.
На третьи сутки стражники схватили одного из беглых — Филиппа Колокольцева. И не на проезжей дороге или в горных дебрях, а в самом отдаленном и глубинном орте. Беглец еле шевелил языком от жажды и нестерпимой боли в сломанной ноге. Стражники злорадствовали:
— Потому и не улетела птаха, что крылышко подбито! Нашел, балда осиновая, где прятаться от горных работ.
В госпиталь, куда поместили Колокольцева, чуть не каждый день наведывался поручик. Никто не знал, о чем он выспрашивал Колокольцева.
Однажды Гешке оказался нечаянным и незримым свидетелем тайного допроса. Против своих привычек лекарь выслушал разговор до конца. Придя домой, поделился с Настей. Та только руками всплеснула и про себя решила: «Надо передать Федору…»
На другой день Федор наказывал Белогорцеву:
— После смены втроем идите в дальний орт, в свежем завале покопайтесь. Найдете что — положите на виду у всех в Глубокой штольне. Потом подымитесь наверх и по домам…
— Что искать-то? — недоумевал Белогорцев.
— Сами увидите. Знал — сказал бы, — уклончиво ответил Федор и попросил: — Обязательно сходите.
Белогорцев в точности выполнил просьбу.
…Работные брели на смену по Глубокой штольне. Многие, не успев выспаться, позевывали. Сон, дай волю ему, свалил бы сейчас на сырые камни. И вдруг головные работные остановились, как шахтные подпорки, стали — с места не столкнуть. Вперед выбежали нарядчики, надсадно заругались.
— Лунатики вы, аль кто? Пошто стоите?
Впереди в дрожащем свете факелов видно, как на дне штольни беспорядочно распластались люди. Нарядчики к ним.
— А ну встать, лежебоки! Сна не хватило для вас дома!
Кто-то занес было руку для удара. Но не засвистела пронзительно плеть, не чавкнула сочно по человеческому телу. В наступившей тишине родился слабый шорох — работные сдернули с голов отяжелевшие от подземной сырости картузы. В штольне лежали мертвецы. Работные без труда опознали своих товарищей. Вон с широко раскинутыми руками бергайер Иван Речкунов, вверх лицом — Трофим Зырянов. Словом, все те, кого объявили беглыми. Недоставало лишь Филиппа Колокольцева.
По штольне пороховым взрывом ударил возглас:
— Наружу подымайтесь! К Филиппу, тот про все расскажет.
Крик подхлестнул застывших от страха людей. Все шарахнулись к шахтным лестницам. В верхних выработках на зов бегущих устремились новые партии работных. Змеиную гору раздирал неслыханный до этого гул, которого испугался бы и сам семиглавый змей…
У госпиталя выстроился взвод солдат с ружьями наизготовку. Перед строем мелким гусиным шагом важно прохаживался поручик. Толпа работных в нерешительности затопталась на месте.
— Чего приперлись? Пошто не робите?
В ответ на заносчивый окрик поручика толпа злобно загудела. Послышались резкие выкрики: — Пошто в штольне мертвые люди лежат?
— Пусти нас к Фильке Колокольцеву!
— Хотим правду слышать!
— Ить убеглыми объявлены мертвецы…
Толпа медленно покатилась вперед. Поручик, что каменное изваяние, — ни с места. На лице — известковая бледность. Зловещую тишину разорвал чей-то запыхавшийся голос. Подбежавший к толпе человек оказался Белогорцевым.
— Стойте, робяты! Неча Филиппку тревожить. Покойников откопали в завале. Стал быть, погибли. Не убегли они никуды. Один Филиппка только и спасся.
— Тогда пошто неправду кликали на невинных людей? За нос начальство водит нас! Подать сюда брехунов!
Властная в своих требованиях толпа снова подалась на солдат. Как под ножом, тонко и пронзительно взвизгнул поручик:
— Взво-о-о-д!..
Высоко в воздухе по-шмелиному прогудели пули. Толпа зашаталась на месте. Поручик взмахнул шпагой, она блеснула холодной змейкой. То был сигнал крепостным, канонирам. Вразнобой гулко взревели пушки. Толпа разметалась по сторонам, словно на горсть пыли дохнул порывистый ветер.
Алексея Белогорцева и работных, что громче остальных горланили в толпе, перепуганное начальство на несколько дней бросило на рудничную гауптвахту. Там их для порядка высекли без свидетелей, отобрали клятвенные обещания, что впредь не будут распускать языки, после того снова отправили в горные работы со строгим режимом.
Рты людям не зашьешь крепкой ниткой. Слухи о ложных беглецах поползли дальше Змеиногорского рудника.
* * *
Федор приехал в Барнаульскую пробирню с образцами найденных им руд. Его немедля позвали к Беэру.
— Здравствуй, штейгер!.. Поведал бы мне от чистого сердца, почему работные бегут с рудника. Хотя бы те десятеро…
— Вам ли не знать о том. Не сбегли те работные, а погибли от подземного обвала.
Беэр многозначительно улыбнулся.
— Спасибо, штейгер, за сообщение… Без моего ведома не уезжай на рудник.
Беэр — страстный охотник. В кожаных тисненых чехлах хранил дорогие ружья работы лучших тульских мастеров. Изящные, прикладистые. Не ружья, а настоящие картинки. На досках замков выгравированы сцены из охотничьей жизни, на болтах и курках — тончайшая до пестроты узорная английская гравировка. На такое способны лишь искусные руки, тонкий глаз.
Федор узнал, что Беэр с несколькими горными офицерами отправляется охотиться на луга по правому берегу Оби напротив завода. Задержался на три-четыре дня.
…С закатом солнца оживают притихшие осенние луга. С шумом и всплесками срываются утиные стаи с укромных дневок. В спешке на ночную кормежку оглашают воздух кряканьем, пересвистом крыльев. Эта песня для Беэра ласковее тех, что создает человек. Он до забвения палил из ружья, и с глухим стуком падали на землю ожиревшие птицы.
Беэр стоял на пригорке в межозерье. Через него тянул суетливый утиный перелет. Скоро угаснет вечер, и конец охоте. И Беэр торопился с перезарядкой ружей. Между выстрелами чей-то голос остановил его:
— Кончай, высокопревосходительство, палить. Не соберешь птицы, когда совсем стемнеет. Зачем губить ее понапрасну. Чай, живая тварь и жить хочет.
Ухо Беэра резануло насмешливое не по титулу обращение. Из камыша вынырнули четверо бородатых мужиков. Все с ружьями. Беэр грозно спросил:
— Кто такие и почему шатаетесь?
— Не пужайся, высокопревосходительство! Тутошние мужики мы. Кричать на помощь не вздумай — жизня каждому всего дороже, а енералу тем боле. Не по жизнь твою пришли. Облегчение для себя испрашиваем. Вот шесть одинаковых бумажек. Поставь в
