«Я смогла бы пережить это утро, не будь впереди другого», — в отчаянии думала Гей. Бесконечная череда дней, простершихся впереди, год за годом, год за годом, пока она не состарится, не станет тощей, увядшей и злой, как Мерси Пенхаллоу. Одна лишь мысль об этих днях приводила Гей в отчаяние. Она задрожала.
«Привыкну ли я когда-нибудь к боли?» — подумала она.
Днем Гей довольно спокойно сообщила матери, что разорвала помолвку с Ноэлем. Миссис Говард весьма мудро ограничилась несколькими словами и менее мудро испекла на ужин любимый пирог Гей с ароматной глазурью. Это не вылечило разбитое сердце, но заставило Гей невзлюбить ароматный пирог до конца дней.
Мерси посоветовала свежий воздух и укрепляющий напиток с железом. Уильям И. выразил надежду, что Ноэль Гибсон достаточно намается с этой маленькой осой Нэн, прежде чем она бросит его.
— Помни, ты — Пенхаллоу. А они не выставляют напоказ свои невзгоды, — сочувственно предостерегала кузина Маэла. Гей с тоской смотрела на нее. Весь день она улыбалась перед семейством, улыбалась, пока могла. А сейчас была бы совсем не против, чтобы кузина Маэла заглянула ей в душу. Она понимала.
— Кузина Маэла, как мне жить дальше? Только скажи — это все, что я хочу знать. Потому что, оказывается, мне придется жить.
Кузина Маэла покачала головой.
— Не могу, и никто не сможет. И ты посчитала бы меня бессердечной и бесчувственной, скажи я, что ты переживёшь это. Но я расскажу тебе то, что никогда никому не говорила. Видишь то маленькое поле между фермой Утопленника Джона и береговой дорогой? Так вот, я лежала там, в клевере, всю ночь, тридцать лет назад, в агонии, потому что Дейл Пенхаллоу отверг меня. Я не знала, как жить дальше. А сейчас я никогда не прохожу через это поле, не поблагодарив мои звезды, что так произошло.
Гей внутренне сжалась. Оказывается, и кузина Маэла не понимала. Никто не понимал.
Никто, кроме Роджера. В этот вечер Роджер проезжал мимо и нашел Гей, съежившейся в сумерках на ступеньках веранды, словно несчастный котенок, замерзающий перед безжалостно закрытой дверью. Ее юные глаза, когда она взглянула на него, севшего рядом, были полны страдания, а осунувшееся лицо в мехе воротника казалось пятном боли — лицо, которое было создано, чтобы смеяться.
— Роджер, — прошептала она. — Ты прокатишь меня на своей машине? Очень быстро — неважно, как, очень далеко — неважно куда, прямо… через закат, если хочешь, и ничего мне не говори.
Они уехали, далеко и быстро. Так быстро, что чуть не сбили дядю Пиппина на повороте на Индейский Ключ. Он проворно отскочил в сторону и, усмехнувшись, посмотрел им вслед.
— Итак, Роджер перешел в наступление, — сказал он. — Он всегда был славным дьяволенком. Умел ждать.
Но дядя Пиппин ничего не понял. Роджер просто чувствовал, что сомкнуть пальцы на горле Ноэля Гибсона было бы для него восхитительным ощущением. А Гей не чувствовала ничего. Она оцепенела. Но это было лучше, чем страдать. Казалось, она оставила боль позади, мчась по дороге, мимо мелькающих в темноте леса огней, мимо покачивающихся деревьев, хрустящих папоротников и манящих дюн, вперед… вперед… вперед, через ночь, через весь мир, молча, не улыбаясь, чувствуя лишь свободный, холодный ветер, бьющий в лицо, и угрюмую силу Роджера, сидящего рядом за рулем. Большого, спокойного, нежного Роджера с его мягкими светлыми глазами и худыми загорелыми руками. Казалось, единственное настоящее на свете — то, что он сидит рядом. Когда они ехали обратно, когда остановились, боль вернулась к ней. Но это короткое освобождение было благословенным. Если бы не нужно было останавливаться, если бы можно было ехать и ехать, вот так, вечно, через холмы, в долины ночи, вдоль продуваемых ветрами речных берегов; в звездном свете, мимо пены прибоя на длинных тенистых пляжах; в прекрасную тьму, что прохладной струей утоляет жажду израненной души! Если бы только не нужно было поворачивать назад!
III
Пенникьюик Дарк готовился сделать предложение Маргарет Пенхаллоу. Хотя решение было принято еще в сентябре, он до сих пор его не сделал. Каждое утро он думал, что вечером отправится к Дэнзилам и разделается с этим. Но каждый вечер находил причину для отсрочки. Возможно, он так никогда бы и не решился, если бы не пятна от подливки на скатерти. Пенни, будучи аккуратным, как его коты, не мог вынести грязной скатерти. Старая тетя Руфь становилась непростительно небрежной. В доме требовалась настоящая хозяйка.
«Пойду сегодня вечером и все», — в отчаянии сказал себе Пенни.
Он оделся и побрился, словно перед священным обрядом, тревожно размышляя, каково это, если в комнате находится кто-то, наблюдающий за его бритьем.
«Может быть, и неплохо, когда привыкнешь», — вздохнул бедняга Пенни.
Он пошел к Дэнзилам пешком — какой смысл тратить бензин на двухмильную поездку — гадая, что сказали бы знакомые, встретившиеся ему по пути, узнай они, что он собирается сделать. Стая белоснежных гусей миссис Джим Пенхаллоу — белых, словно снег в осенних сумерках — зашипела на него, когда он проходил через серовато-коричневое влажное ноябрьское поле. Пенни подумал, что обязательно купит гуся у миссис Джим для свадебного стола. Она может продать ему немного дешевле, будучи его кузиной.
У калитки Дэнзилов он остановился. Еще не поздно повернуть назад. Еще можно вернуться домой свободным человеком. Но пятна от подливки! И кувшин! Он решительно повернул щеколду. Рубикон был пройден.
«Черт побери! У меня кружится голова», — подумал Пенни. Он обнаружил, что вспотел.
Но произошло нечто удивительное и необъяснимое — Маргарет не прыгнула ему на шею. Когда она наконец поняла, что он имеет в виду, — поскольку Пенни в этот критический момент совершенно вышел из строя: не вспомнил ни слова из тщательно продуманной и отрепетированной речи, постоянно сбивался и путался — осознала, что Пенникьюик Дарк на самом деле делает ей предложение, то довольно чопорно попросила дать ей время подумать. Это как громом поразило Пенни. Он, не имеющий ни малейшего сомнения, что уйдет обрученным мужчиной, пошел домой непонятно кем. Он был так возмущен, что пожалел о сказанном. Святой Петр, что, если после всего этого она откажет ему! Унижение станет его спутником до конца дней. Она захотела неделю, чтобы принять решение, пойдет или нет замуж за него, Пенникьюика Дарка. Где это видано?
Маргарет прожила столь же неспокойную неделю, как и Пенни. Один день она думала, что выйдет за Пенни, на другой — что не сможет. Несмотря на абстрактную мечту выйти замуж, она осознала, что в действительности, в лице маленького щеголя Пенни Дарка, эта мечта не выглядит достаточно желанной. Пенни, имевший высокое мнение о себе и своей внешности, сильно бы удивился, узнай он, что Маргарет считает его ничтожеством, а его пухлое прыщеватое лицо уродливым, и хуже того — глупым. Просыпаться каждое утро и видеть рядом его лицо. Слушать его вульгарные анекдоты и как он хохочет над ними! Слышать, как он клянет Бога, заметив заусеницу. Думать, что смешно, как он считает, подставить кому-нибудь ножку. И называться «Магрет». А еще ей не нравился его вычурный, кружевной дом. Слишком много на нем украшений. То ли дело маленький серый дом в Шепчущихся Ветрах, укрытый за деревьями. Маргарет сильно тосковала, понимая, что замужество означает отказ от тайны, музыки и магии Шепчущихся Ветров. Она окажется слишком далеко, даже для редких визитов. И больше не сможет подпитывать милую маленькую надежду, что когда-нибудь станет владелицей этого дома.
