это стадо из пятидесяти снежно-белых коров с рыжими ушами…
— И пятьдесят телят в придачу… — добавил правитель Лейн-стера.
— На Дув Лаху и ни на какую другую женщину в мире?
— Хочу! — воскликнул правитель Аейнстера, стукнув себя при этом по колену.
— Дело! — проревел Монтан, и два правителя пожали друг другу руки.
Монган призвал кое-кого из своих людей, и, прежде чем пошли пересуды и никто не передумал, он поставил этих людей позади стада и отправился с ними домой, в Ольстер.
Глава XI
Дув Лаха хотела знать, откуда взялись коровы, и Монган сказал ей, что их дал ему правитель Лейнстера. Как и Монган, она влюбилась в этих коров, ведь никто на свете не мог их не полюбить. Что это были за коровы! Просто чудо! Монган и Дув Лаха, по обычаю, играли в шахматы, а потом они вместе выходили посмотреть на коров, а следом говорили друг с другом об этих коровах. Ведь все, что делали, они совершали вместе, ибо любо было им друг с другом.
Однако пришла перемена.
Однажды утром во дворце раздался сильный гомон, топот лошадей и лязг доспехов. Монган выглянул из окна.
— Кто идет? — спросила Дув Лаха.
Однако он ей не ответил.
— Этакий гвалт должен возвещать о визите короля, — продолжила Дув Лаха.
Монган не проронил ни слова. Тогда Дув Лаха подошла к окну.
— Кто же этот король? — спросила она.
Тогда молвил супруг ее:
— То правитель Лейнстера, — сказал он с грустью.
— И что же? — удивилась Дув Лаха, — разве мы не рады ему?
— Рады, конечно, — печально ответил Монган.
— Так пойдем и поприветствуем его должным образом, — предложила Дув Лаха.
— Лучше бы к нему вообще не подходить, — молвил Монган, — ибо идет он, чтобы завершить сделку.
— О какой сделке говоришь ты? — спросила Дув Ааха.
Однако Монган ничего на это не ответил.
— Выйдем, — сказал он, — мы же должны.
Монган и Дув Лаха вышли поприветствовать правителя Лейн-стера. Привели его и нобилей его в чертоги, принесли им воды для омовения, распределили по палатам и сделали все, что должно делать для гостей.
В ту ночь был пир, а после пира празднество, и во все время пира и празднества правитель Лейнстера с восторгом взирал на Дув Лаху, порой испускала грудь его глубокие вздохи, а сам он иногда крутился как бы в смятении духа и душевном трепете.
— Что-то неладно с правителем Лейнстера, — прошептала Дув Лаха.
— Мне до этого дела нет, — ответил Монган.
— Спроси, чего ему надобно.
— Знать того не хочу, — молвил Монган.
— И все же спроси его, — настаивала она.
Тогда Монган спросил, и голос его был печален при этом.
— Желаешь ли что-нибудь? — спросил он правителя Лейнстера.
— И впрямь, — ответил Брандуб.
— Если есть то в Ольстере, добуду для тебя, — печально молвил Монган.
— Она в Ольстере, — сказал Брандуб.
Не хотел Монган больше ни о чем говорить, но правитель Лейнстера был так настойчив, и все ему внимали, а Дув Лаха толкала его под руку, поэтому спросил он:
— Чего же ты хочешь?
— Хочу Дув Лаху!
— И я хочу ее, — ответил Монган.
— Ты заключил сделку, — настаивал правитель Лейнстера, — мои коровы и их телята против твоей Дув Лахи, а давший слово муж держит его.
— Никогда прежде не слыхал я, — молвил Монган, — чтобы муж отдавал жену свою.
— Даже если и не слыхал ранее, должен выполнить нынче, — ответила Дув Лаха, — ибо честь выше.
Когда же Дув Лаха молвила это, Монган вошел в раж. Лицо по-краснело, аки закат, на шее и лбу вздулись вены.
— Так-то ты говоришь? — крикнул он Дув Лахе.
— Говорю, — ответила она.
— Пусть правитель Лейнстера заберет ее, — молвил Монган.
Глава XII
Дув Лаха и правитель Лейнстера отошли, чтобы поговорить, и глаза короля были огромными, словно блюдца, трясло его прямо от вида Дув Лахи, так возбуждала она его взор. Он был так смущен от радости, что слова его застревали во рту, и Дув Лаха не могла взять в толк, что он пытался ей сказать, да он, казалось, и сам того не ведал. Однако наконец он произнес нечто внятное, и молвил:
— Я очень счастливый человек, — сказал он.
— А я, — ответила Дув Лаха, — самая счастливая женщина в мире.
— Почему ты счастлива? — спросил пораженный правитель.
— Послушай, — сказала она, — если ты попытаешься увести меня отсюда против моей воли, половина мужчин Ольстера будет мертва до того, как ты меня заберешь, другая же половина будет тяжко ранена, так как будет защищать меня.
— Сделка есть сделка, — начал правитель Лейнстера.
— Однако, — продолжила она, — не станут они мне мешать, если узнают, что я давным-давно в тебя влюблена.
— Что ты давным-давно? — спросил изумленный правитель.
— Влюблена в тебя, — ответила Дув Лаха.
— Вот это новость! — воскликнул правитель. — И новость хорошая.
— Однако клянусь, — сказала Дув Лаха, — не пойду с тобой, пока ты не пообещаешь мне кое-что.
— Все, чем владею, — воскликнул Брандуб, — и что есть у остальных.
— Ты должен дать мне слово и поклясться, что сделаешь, о чем прошу я.
— Даю и клянусь! — воскликнул на радостях правитель.
— Тогда, — молвила Дув Лаха, — вот к чему тебя обязываю.
— Проясни дело! — воскликнул он.
— До истечения года не проведешь ты ни одной ночи в доме вместе со мной.
— Головой и рукой клянусь! — протянул Брандуб.
— А если войдешь ты до этого сорока в дом, где я буду находиться, не должен ты садиться на стул, на коем сижу.
— Тяжка моя судьба! — простонал он в ответ.
— А если я сижу на стуле или кресле, — добавила Дув Лаха, — ты должен сидеть напротив меня и на известном расстоянии.
— О горе! — воскликнул Брандуб и всплеснул руками, начал бить ими себя по голове, а потом глянул на них и вокруг, словно ничего не видя, ибо разум его был затуманен, а мысли спутались.
— Зачем накладываешь на меня эти беды? — взмолился он.
— Хочу узнать, впрямь ли любишь ты меня.
— Люблю! — воскликнул король. — Люблю безумно и нежно, всеми чувствами и телесами.
— Так же и я, — молвила Дув Лаха. — Будет у нас дивный год для ухаживаний и радости. А теперь пошли, — продолжила она, — не терпится мне побыть с тобой.
— О горе! — молвил Брандуб, следуя за ней. — О горе, горе! — вздыхал правитель Лейнстера.
Глава XIII
