на эту прогулку, что вообще приехал в Лондон, поддавшись на уговоры Эмриса.
— И что они тебе говорят? — спросил он недовольным тоном. Ему хотелось как можно скорее покончить со всем этим и вернуться домой.
— А вот скажи-ка мне, — заговорил Эмрис. — В прежние времена люди верили в своего рода симпатическую магию. Например, если кто-то собирался построить часовню, он старался отыскать для этого самые святые камни. Сумеешь ли ты их отличить?
— Ладно… — Джеймс оглядел голую комнату. Отличить один камень от другого было решительно невозможно. — Ну, наверное, строители использовали камни, которые были освящены, скажем, в силу того, что их привезли из святого места, или просто брали камни из других церквей, — нехотя сказал Джеймс. — Так?
— Эдуард Исповедник решил построить великий храм, поэтому он объехал все самые святые места Британии и собрал камни отовсюду, включая аббатство на Ионе и собор Святого Давида. [В 563 году Святой Колумба (521–597), он же Колум Килле, Кольм Килле, что означает «Голубь Церкви», ирландский святой, монах, проповедник христианства в Шотландии, основал Аббатство Ионы — первый монастырь на территории нынешней Шотландии, на острове Иона — и стал его настоятелем. Святой Колумба считается одним из «двенадцати апостолов Ирландии».] Кое-что он нашел и поближе, — сказал Эмрис, подходя к примитивному алтарю, установленному в нише. Алтарь сложили из случайных на первых взгляд камней, и многие из них сильно повредило время. — Посмотри сюда, — сказал он, присаживаясь на корточки у основания алтаря. — Вот камень, — он указал на один из камней, — что ты о нем думаешь? — Камень мало чем отличался от других, но лежал в самом основании алтаря.
Джеймс старательно вгляделся.
— Обычный камень, ничего особенного, — сказал он. — Похож на все остальные.
— Это как считать, — сказал Эмрис. — Присмотрись.
Джеймс присел рядом с Эмрисом, чтобы рассмотреть камень поближе.
— Он клиновидной формы, — пробормотал он, — вот, пожалуй, и все.
— Это тебе о чем-нибудь говорит?
Джеймс пожал плечами; он чувствовал себя тупоголовым школьником, пытающимся угадать ответ на пугающе простую математическую задачу. Эмрис перевел взгляд на арку над алтарем.
— Краеугольный камень? — высказал предположение Джеймс.
— Верно. Краеугольный камень, — подтвердил Эмрис. — Положив этот конкретный камень в основание алтаря, мастер-каменщик словно говорит, что эта часовня, призванная стать основным камнем английской церкви, сама основана на краеугольном камне более ранней церкви.
Джеймс кивнул. Интересно, конечно, только какое отношение это имеет к нему?
— Этот камень, — продолжал Эмрис, — от входа в первый настоящий лондонский собор, заложенный внутри первых городских стен недалеко отсюда.
Перед мысленным взором Джеймса возникла узкая мощеная улица, застроенная зданиями из римского кирпича. Улица заканчивалась небольшим двором, заваленным грудами камня. Рабочие, одетые в какие-то пыльные лохмотья, тащили камни к строительным лесам.
— Если ты помнишь, Утер Пендрагон умер, и Британия начала погружаться в хаос. С каждым годом саксы, пикты и скотты становились все смелее и безжалостнее, и в довершение к этому мелкие короли вцепились друг другу в глотки, опустошая земли. Епископ Урбан созвал совет королей, чтобы раз и навсегда решить, кто должен заменить Утера и повести войска Британии против варваров.
Немедленно Джеймсу явилась освещенная факелами церковь, полная разгневанных мужчин. Все кутались в длинные плащи, пытаясь укрыться от холодного зимнего ветра, свободно проникавшего в недостроенное здание. При каждом короле имелся отряд, каждый воинственно поглядывал на других, в то время как епископ стоял в центре, воздев руки и умоляя собравшихся забыть о враждебности к соседям.
Короли не очень-то обращали внимания на его призывы; разочарование нарастало, гнев того гляди выплеснется наружу. И среди них был Мирддин! Спокойный, уверенный, сжимающий в руке меч — великий боевой меч Императора Максимуса, Меч Британии.
Крики еще раздавались в ушах Джеймса, а перед ним опять был замковый камень с глубокой выемкой посреди. Такая могла остаться от удара долота, только выемка оказалась гораздо глубже, чем от любого инструмента каменщика. Он вдруг понял, что видит перед собой.
— Меч Максена Вледига, — ошеломленно пробормотал Джеймс. — Это ты сделал, Мирддин?
— Я, — с удовлетворением ответил Эмрис. — Ну, что я тебе говорил: камни могут разговаривать.
Перед глазами Джеймса словно пелена прошла, и теперь он видел другой зимний день, годы спустя. Как и прежде, короли собрались в церкви, чтобы обсудить, кому из них предстоит взойти на трон Верховного Короля. И снова был вечер перед Рождеством. Через толпу королей неуверенно пробирался незнакомый молодой человек. Вот он подошел к алтарю, прислушиваясь к словам епископа Урбана, читавшего молитву в попытке предотвратить озлобленность и горечь людей, готовых броситься друг на друга. Но и теперь, как много лет подряд, высокомерие и позерство превращали его благие намерения в насмешку. А он все надеялся, и молился, истово молился, прислушиваясь к тихим шагам незнакомца. Урбан метнул взгляд поверх голов коленопреклоненных королей, сначала с досадой из-за того, что его прервали, а потом с изумлением: молодой человек держал в руках меч Британии!
Джеймс почувствовал, как его собственные пальцы сжались на холодной тяжелой стали, и вдруг оказался там! Он видит, как склоненные головы поднимаются, когда епископ запнулся. Меч! Удивление на лицах быстро сменяется гневом. Короли вскакивают, им уже не до молитвы. Но пока они молчат. Впрочем, это затишье перед бурей.
Молчание сменяется громом голосов: гневных, возмущенных, злобных, требовательных, недоуменных. Руки сжимаются в кулаки, тянутся к оружию. Тела готовы рвануться вперед. Но его это не пугает. Вокруг словно ад разверзся. А собрание королей неуловимо сменяется собранием лордов Британии. Они кричат точно так же, как те, в далеком прошлом. Узурпатор! Выскочка! Они вопят, как резаные свиньи.
А он все так же молча стоит посреди моря эмоций, стоит равнодушный к бурной реакции, вызванной его присутствием. Он словно высечен из камня, а лорды представляются дикарями, скачущими вокруг него. Ярость и страх превращают их лица в маски, на которых застыло одно выражение — ненависть. И снова картины прошлого. Вокруг короли, все так же похожие на дикарей, в поднятых руках блестит оружие. Убить его! Убить узурпатора!
Урбан с трудом проталкивается через толпу. Воздев руки над головой, он тщетно призывает к миру и порядку. Его никто не слышит; слова епископа теряются в бурлящем водовороте ненависти. Из толпы вылетает кулак, и епископ падает на пол, из
