—Ну, раз святой отец говорил, то, пожалуй, и нет в этом греха,— с некоторым сомнением в голосе согласился толстяк.
Чуть в стороне от беседующих торговцев стояли два купца посолиднее. И морды потолще, и одежда получше.
—Вы, почтенный Фаустино, заметили, что стражи сегодня нагнали со всего города?
—Заметил, соседушка. Видать, опасаются чего-то святые отцы.
Одного из купцов за рукав подергала жена, такая же дородная, как и он, и что-то зашептала на ухо.
—Помню, помню,— недовольно буркнул тот.— Сказал же: куплю. Значит, куплю.
Народ все прибывал и прибывал, толпа уплотнялась, женщины судачили все громче и громче, где-то уже возникла ссора из-за места и, наконец, под крики вооруженной охраны, людское море начал прорезать клин.
Во главе с мечами наголо шли трое мужчин из городской стражи. Повозку с еретиками окружало еще десяток солдат городской охраны, вооруженных до зубов. Рядом, монотонно читая молитвы о спасении грешных душ, шагал инквизитор. В телеге, на соломе, везли двоих: похоже, отца и сына. Оба бриты наголо, оба в серых рубищах и оба дрожат от холода.
Гул в толпе становился все насыщеннее. И, наконец, его прорезал истеричный женский крик:
—Они это! Они виноваты! У соседей ихних дочка тадысь померла — кровь детскую ироды эти пили по ночам! А как их забрали святые отцы, так Осподь и смилостивился — младшенькая на поправку пошла!
Толпа забурлила, раздались отрывистые крики: «В огонь их! В огонь!». В пленников полетели запасенные тухлые яйца, комки раскисшей грязи с мостовой и даже ледышки. Кто-то попал старику в лицо, и тот, и так едва сидящий, завалился на гнилую солому.
—Молодой-то, хорошенький какой! Черноглазый… Жалко ведь…
Толпа слегка притихла, и чувствовалось, что многие рассматривают сейчас приговоренных не только с любопытством, но и с какой-то жалостью.
На помост для высокородных тем временем выходили высокие церковные чины. В толпе бурно обсуждали, кто есть кто. Торговцы оценивали стоимость облачения, женщины восхищались красотой серебряных и золотых крестов. Невысокий сухонький старик, вокруг которого суетились все эти люди, единогласно был признан Томасом Торквемадой.
Как только старец встал к краю помоста и благословил толпу, один из его помощников начал громогласно зачитывать длинный перечень грехов смертников.
Толпа притихла, стараясь запомнить побольше, чтобы потом было что обсудить.
С телеги принесли три толстых книжных тома в богатых обложках и выложили поверх дров, развернув, чтобы плотный пергамент быстрее схватился огнем, а один из инквизиторов добавил сверху непонятный предмет. В толпе заговорили о том, что это у евреев для ритуалов богомерзких используется.
Идти сам старик не мог. То ли ноги отказали, то ли были сломаны, но он, постанывая, болтался между двух дюжих святых отцов, которые и доволокли его до поленницы. Старик громко стонал и молил о пощаде. Между тем помощники привычно и ловко привязали его с сыном к толстенным столбам, торчащим из сложенной поленницы. Седой приговоренный плакал. По морщинистому лицу, смешиваясь с кровью и грязью, сбегали мутные капли старческих слез, в то время как более молодой еврей что-то торопливо бормотал себе под нос.
—Смотрите! Смотрите! Не иначе, дьявола призывает!— настроение в толпе снова поменялось.
Впрочем, от толпы уже ничего не зависело.
Закончив читать перечень грехов приговором, инквизитор оглянулся на Торквемаду и, получив подтверждающий кивок, махнул рукой подручным. Трое в плащах с капюшонами почти синхронно сунули приготовленные факелы в горящий костерок и начали поджигать поленницу с разных сторон.
То, что произошло дальше, все очевидцы описывали совершенно по-разному.
Откуда-то из-за толпы в сторону окруживших помост и костер солдат полетели камни. Тут показания очевидцев сходились. Но дальше…
Камни взорвались одновременно, как при стрельбе из пушек. Гром был так страшен, что пригибал зрителей к земле, многие не могли встать, часть наблюдателей была смята разбегающимися, а еще одна часть людей утверждало, что кроме грома, они собственными глазами видели еще и ослепляющие молнии.
Больше всего досталось охране: многие солдаты обмочились… Выстрелить в сторону откуда летели камни, успели только двое. Одной из стрел ранило того самого толстяка Ансельмо, вторую потом нашли торчащей из двери дома на краю площади.
Только двое человек из присутствующих на площади, кто при первом взрыве с испугу закрыл глаза, смогли рассказать следующее: «Кто смог, сбежал. А большая-то часть народу покатом валялась. Кто за глаза держался да плакал, а кто за уши. А они вышли непонятно откуда, вроде как прямо с крыши спрыгнули. И шагали так… Понятно было, что ничего не боятся. Один, самый здоровый, сразу к костру кинулся с какой-то штукой. Непонятное что-то, вроде как ваза красная. Из этой самой вазы как начала пена морская хлестать! Прям сама так и брызгала в разные стороны! Костер тут же потух, а книги еретические брать он не стал. Взял только штуку эту непонятную.»
Разумеется, допросов было проведено множество, но на стол Торквемаде попали только те, в которых содержалась хоть какая-то полезная информация.
Вот допрос рыбака, который сообразил встать на колени рядом с соседями, но не ослеп потому, что в момент взрыва раскашлялся до слез и протирал глаза, оказался самым подробным.
Больше всего Великого Инквизитора расстраивало, что хотя он и присутствовал там лично, но был ослеплен, как и все. А что мог рассказать неграмотный рыбак?!
«О чем-то они еще поговорили, может даже и поспорили. Нет, язык незнакомый, никогда такого не слышал. Потом тот, что поменьше ростом, прямо на поленницу вспрыгнул, старика за шею схватил и задушил. А второму, который моложе, что-то сказал, и тот головой закивал. Веревки он ножом разрезал, и пленник этот сам с ними добровольно побежал. А было их всего трое, и одежа на них была совсем чужая, вся в пятнах каких-то, но добротная. А больше я ничего и усмотреть не успел.»
Великий Инквизитор не занимал бы свой пост, если бы после нападения не смог сложить два и два. Вместо того, чтобы отправить людей в погоню за демонами, он приказал готовить суда для перехвата.
—Стреляйте не раздумывая! Их каравелла называется «Россия». Кто знает, что значат эти дьявольские буквы, но пишется это вот так,— он передал капитану городской стражи пергамент с надписью и добавил: — Перекройте выход к морю и стреляйте сразу, как увидите их. Капитанам скажите: церковь щедро оплатит все расходы!
Сплетни и разговоры об этом событии сделали зиму в Палос-де-ла-Фронтера незабываемой. Легенда обрастала подробностями и деталями от одного разговора к другому и разносилась по миру, пусть и медленно, с помощью торговых судов и любящих приврать моряков.
В порту стояла достаточно судов, но не все могли немедленно отплыть. Где-то была распущена команда, где-то шел ремонт. Однако обещание Великого Инквизитора сделало свое дело, и два капитана, которые сочли возможность безнаказанно попалить в беглецов достаточно соблазнительной, вышли навстречу приключению.
