взаимную вражду и раздоры. Работа ведется уже долгие годы. В социальных сетях. Измышлениями о заговоре. Попытками подорвать работу традиционных средств массовой информации.
— Фейковые новости? Что-то я об этом уже слышал.
— На этот раз враги целенаправленно пытаются разрушить нашу веру в саму избирательную систему. Мы понимаем, что настроены они серьезно. Четыре года назад в штате Кентукки они уже провели пробную репетицию своей программы. Отправили по электронной почте фишинговое письмо. Знаете, что это такое?
— Понятия не имею, — ответил Ричер.
— Такое письмо выглядит подлинным, будто его отправили из официального источника, которому можно доверять. Скажем, из какого-нибудь банка или страховой компании.
— А что, люди действительно доверяют банкам и страховым компаниям?
— Некоторые доверяют. Впрочем, это не важно… Такие послания подозрений внешне не вызывают, и обозначенная в них тема кому-то может показаться в некотором смысле заманчивой. Или необходимой. Например, страховка автомобиля за полцены при условии обращения в течение двенадцати часов.
— Доверчивые люди открывают такое письмо, и случается что-то нехорошее, так? Как старые добрые бомбы в конверте?
— Да. Открытие такого письма, или переход по ссылке, или скачивание приложения так или иначе заражают компьютер вирусом. Вводится вредоносная программа, она получает доступ к твоим файлам, к твоим паролям, а если ты находишься с кем-то в одной сети, она проникает и в сеть. В случае кентуккского дела русские разослали электронные письма всем официальным лицам, включенным в комиссию по контролю за выборами или в группу технической сервисной поддержки компании, которая поставляла для выборов программное обеспечение. В строке «Тема» было сказано, что письмо содержит критически важное обновление правил технической эксплуатации.
— Могу представить, что люди на это клюнули.
— Не должны были клюнуть. Их специально инструктируют, чтобы они этого не делали. Но инструктируй не инструктируй, рассылка идет на две сотни адресов. И шесть человек письма открыли.
— И русские получили доступ?
— Да.
— И что они сделали?
— Ничего. На этот раз. Им просто надо было подтвердить правильность своей методологии. Заложить, так сказать, фундамент. Подготовиться к более широкомасштабной атаке в этом году. Представьте в день выборов такую сцену: всем, кто является на свой участок, чтобы проголосовать, заявляют, что их перерегистрировали, причем без их ведома, и им надо отправляться на другой участок, в другом конце города. Или что их регистрация вовсе была отменена. Или уже во время объявления результатов выходит, что на каких-то дальних участках были зарегистрированы Микки-Маус и Даффи Дак. Или большое количество людей отметилось на множестве участков одновременно, хотя сами они об этом в то время не знали или вообще не голосовали.
— Это же настоящий хаос.
— Полный хаос. И воспрепятствовать этому может только программа «Часовой».
— Но она же не воспрепятствовала их пробной попытке.
— Тогда этой программы еще не было. Поэтому ее и разработали.
— А вы уверены в том, что она работает? Мы же с вами говорим о русских. Возможно, они уже вмешивались в какие-нибудь местные выборы, а сейчас просто делают вид, что хотят украсть программу, чтобы мы поверили, что они ее очень боятся.
Фишер помотала головой:
— Нет. Мы знаем, что «Часовой» работает. Программа уже предотвратила двенадцать попыток проникновения в шести штатах. Вдобавок у нас есть информатор, который подтвердил, что русские не верят в то, что смогут взломать эту программу. Но они не очень беспокоятся, ведь у них реально действует агент с целью выкрасть ее. Паника началась, потому что где-то здесь всплыла информация, которая может привести к его разоблачению.
— Я слышал, что городские архивы сгорели.
— Да, это так. И сожгли их русские. Они же стоят и за вирусной атакой, которая стоила Резерфорду работы. По-видимому, они хотели парализовать и новый цифровой архив еще до того, как он перейдет в онлайн-формат.
— Городские власти собираются заплатить за то, что он будет разблокирован. Он ведь был застрахован. Почему нельзя подождать, когда он будет работать, и прошерстить его вдоль и поперек?
— Городские власти, может, и заплатят, но этот архив никогда не увидит свет, это я вам гарантирую. Разве что часть его. Но не та часть, которая нам нужна.
— Резерфорд догадался, что программа, которую он разработал, могла зафиксировать идентичность того, кто предпринял вирусную атаку. Он думает, что именно это им от него было нужно.
— Этого не может быть. Нам точно известно, что это были русские. И русские знают, что мы это знаем. И они хотят, чтобы мы это знали, честное слово. Каждой удачной атакой они как бы показывают нам кукиш.
— Вчера в здании суда я разговаривал с одним человеком. Он сказал, что служит агентом национальной безопасности. В секторе защиты инфраструктуры. И выдвинул предположение о том, что Резерфорд вступил в сговор с теми, кто предпринял атаку.
— Это агент Уоллуорк? Он мой коллега. Простите его за эту хитрость. Мы надеялись, что Резерфорд как-нибудь проговорится, что это за штука. Или где она находится. Нет. Их пугает все, что может разоблачить их агента. Это однозначно.
— В таком случае что вы знаете о человеке по имени Генри Клостерманн?
— Который живет в так называемом Шпионском доме? Только не вздумайте ходить туда. Это настолько очевидное совпадение… хотя мы все равно проверили. Чудаки, которые жили там в пятидесятые годы, не были агентами КГБ. Просто бестолковые граждане, разбалтывающие секреты своим друзьям… то есть тем, которых считали друзьями. Да, когда они работали в Лос-Аламосе, то натворили дел, но за все время, пока жили здесь, ничего такого не было. Через пару лет они куда-то перекочевали, а скоро совсем сбежали — почувствовали, что петля затягивается. Сейчас они уже оба умерли. Они никогда не были женаты. Незаконнорожденных отпрысков у них не было. Двоюродных родственников тоже. Да и о более дальних нам ничего не известно. Они не были членами каких-либо партий или объединений, где кто-нибудь захотел бы продолжить их работу.
— То есть ничего, кроме общего адреса, с Клостерманном их не связывало?
— Нет. Ничего. А в чем дело?
— Сегодня утром я у него побывал. Мне показалось, что он ищет то же самое, что и вы.
— Вам известно, что это за штука?
— Возможно. Компьютерное устройство. Сервер называется. В нем хранится предварительная копия части городского архива.
— Господи… Почему вы раньше ничего не сказали?
— Потому что раньше не знал ни про агента, ни про программу «Часовой». Клостерманн сказал, что ему сервер нужен совсем по другой причине.
— Какой?
— Ему нужна информация, связанная с его проектом разработки фамильного древа, так он мне заявил. Хотя прозвучало это не вполне убедительно. Мне показалось, что он пытается что-то утаить.
