свою любовь Богу.
– То есть, как я предполагаю, то же самое, чем занимаются дети в Ложе, – говорю я. – Но зачем?
– Те малолетние святые в книге, похоже, не сомневались в реальности своих видений и своей силы. Похоже, они действительно исцеляли людей. Вокруг них происходили чудеса.
Я начинаю догадываться, к чему клонит Манон.
– Думаешь, Дори пытается вырастить маленьких святых?
– Подумайте логически. Если каждый маленький акт выбора – даже если это решение насвистеть песенку – является по своей сути магическим, подумайте о том, какое воздействие может оказать экстремальное решение. Например, сознательное решение игнорировать интересы своего организма, как, например, при голодании. Теоретически оно должно вычерпать еще больше магии из Колодца. И все они живут рядом друг с другом, в одном здании, – это все равно как нефтяная вышка с качающим нефть насосом.
Нуала явно встревожена таким предположением.
– И формально это нельзя назвать противоестественным истощением, что они пытались проделать с Мэйв и от чего Колодец защищен.
– Нет, – говорит Манон. – Колодец совершенно естественно выполняет свою функцию. Делает то, что должен делать, высвобождая магию для жителей города. Просто в таком экстремальном варианте.
– Но они же далеко, во многих милях отсюда, – удивляется Фиона.
– Да, – уверенно отвечает Манон. – Но Колодец немаленький, понимаешь ли. Дори устроила свой приют на окраине, но все еще в графстве Килбег. Колодец может доходить до тех мест.
– Я вот о чем размышлял. С тех пор как ушел от них, – задумчиво вставляет свое слово Аарон. – Зачем им все эти религиозные штуки, если на самом деле им все равно? Ну, то есть так называемая приверженность религиозным принципам еще может как-то сработать, если речь идет о том, чтобы находить источники финансирования в ультраправых кругах, а также каким-то образом структурировать организацию. Но зачем же сохранять видимость религиозности между собой, внутри самого ядра?
– Потому что так называемая религиозность – наилучшее и древнейшее прикрытие для магических манипуляций, – торжествующе отвечает ему Манон.
– Господи Иисусе, – бормочу я, все еще находясь в шоке.
– Да, он самый, – отвечает Манон, прочищая горло и распрямляя плечи. – Вот почему я считаю, что с учетом всего, что нам известно, мы должны отправиться туда. Сегодня вечером.
– Что? – спрашивает Фиона. – Но ведь там до сих пор слишком опасно?
– Я вот что скажу, – говорит Манон, поднимаясь во весь рост. – У нас имеются две недоказанные теории. Первая: на Мэйв наложено проклятие Домохозяйки. Если это правда, нам нужно найти способ снять проклятие, но сначала мы должны выяснить, существует ли оно на самом деле.
Между словами «проклятие» и «на самом деле» она хлопает в ладоши. Показывая свой авторитет. Силу.
– Вторая теория, – продолжает она. – «Дети» перекачивают магию из Колодца Килбега, пользуясь неким «методом ложной святости».
– «Метод ложной святости», – задумчиво произносит Лили. – Надо же придумать такое название!
– Образование, сразу видно, – говорит Аарон, но тоже явно впечатленный.
– Итак, сегодня вечером мы отправляемся в Ложу, – подводит итог Манон. – Сенситивы через Коридор, остальные на машине. Проверим, насколько верна теория «метода ложной святости». Если она верна, и если Домохозяйка настолько одержима несправедливостью, как считает Мэйв, то Мэйв активирует свою силу, а мы будем наблюдать. За один вечер можно будет доказать или опровергнуть сразу две теории.
– Один, но очень, очень опасный вечер, – говорит Нуала. – Нет.
– Фин, нельзя считать себя главной только в силу возраста, – упрекает ее Манон.
– Я так не считаю, – говорит Нуала. – Я считаю себя главной, потому что это мой дом.
– Я тоже не уверена, что нам стоит проверять теории именно сегодня, – высказывает свое мнение Фиона. – Уж слишком это рискованно. Что, если они заметят нас и устроят «теплую встречу»? Или чего похуже. Вдруг они с помощью этой «ложной святости» накопили достаточно магии, и теперь у них просто сумасшедшие силы?
– Если так, то сила Мэйв уж точно активируется, – говорит Манон, слегка удивляясь тому, что Фиона ей возражает.
– Но мы не знаем наверняка, действительно ли она Домохозяйка, – продолжает настаивать на своем Фиона. – А даже если это и так, то что именно это значит? Она что, убивает всех подряд на своем пути? И как нам быть, если она и вправду начнет всех убивать без разбора?
– Я могу контролировать себя, – заявляю я. – Как там, в клубе. Да, я сотворила нечто ужасное, но я ведь оставалась в сознании и соображала, что происходит. Может, когда-нибудь Домохозяйка и одержит верх, и тогда я действительно стану хладнокровной убийцей, но пока что я Мэйв. Сколько бы мне ни осталось времени.
– Послушайте, – вмешивается Нуала. – В чем-то Манон права. Здесь не диктатура. Давайте проголосуем. Всего нас семеро. Сделаем так, как решит большинство. Кто за то, чтобы сегодня вечером отправиться в Ложу, поднимите руки.
Я поднимаю руку. Как и Манон. И Лили. Я ожидаю, что Аарон тоже поднимет руку, но он неуверенно ерзает на месте.
– Ну, я не знаю. Она с каждым разом становится сильнее. Что, если каждый раз ты понемногу теряешь контроль над собой…
– Теперь поднимите руки те, кто против того, чтобы идти в Ложу сегодня вечером, – прерывает его Нуала с явно усталым видом.
Руки поднимают Аарон, Нуала и Фиона. Я оглядываюсь по сторонам и вижу, что Ро нигде нет.
27
РО СТОИТ В ГОСТИНОЙ, РАЗГЛЯДЫВАЯ ОСТАТКИ присланных Рене угощений. Здесь чувствуется слегка кисловатый запах уже начинающих гнить фруктов, подсохших пирожных и превращающегося в уксус вина.
Я подхожу ближе, и мы некоторое время стоим, не говоря ни слова. Печаль как-то обострила черты лица Ро. Мне кажется, что за последнюю неделю оно стало выглядеть старше, или же просто оттого, что мне нельзя его целовать, я стала воспринимать все черты более отчетливо.
– Странно, – говорю я наконец. – Как-то необычно – не обнимать тебя.
– Можно было бы и обняться, – тихо говорит Ро.
И мы обнимаемся. Обхватываем друг друга и долго не можем оторваться друг от друга.
– Ну и запах в этой комнате.
– Ну да.
Снова молчание.
– Нам надо идти, Мэйв.
– Но я не хочу, – всхлипываю я, положив голову на плечо Ро.
Плакать одной в спальне было тяжело, но сейчас мне еще хуже. У меня возникает такое чувство, будто знакомая вещь постепенно становится чужой. Как будто у тебя на глазах сгорает твой дом.
– Пойдем, – слегка раздраженно говорит Ро и тянет меня за руку. – Нельзя же стоять тут целую вечность.
По моим щекам текут слезы. «Лучше расстаться сейчас, – напоминаю я себе. – Дальше будет только хуже. Когда ты станешь полностью Домохозяйкой».
– Значит, на тебе проклятье, – прерывает очередное молчание Ро.
– По всей видимости, да.
– Ты в это
