узнав, как порой глупо ведут себя, казалось бы, умнейшие. Взять хотя бы внука моего. Сильный, смелый умный... а как дело касается его сердца — ну дурак дураком. Сегодня выпроваживаю его в дом невесты. Он боится, что она его никогда не простит, потому что не любит. Потому что не нужен. Считает, что она просто играет с его чувствами, а он сгорает от любви. И смелые порой бывают трусами.
— Жаль, у Рауля Хелиодоро нет такой бабушки, — я улыбнулась.
— Отчего же... Но ладно. Через час стемнеет и тебе нужно будет выбираться из замка. Я провожу тебя и сама посажу в карету.
— Мне будет тебя не хватать, Люси, — призналась я.
— Это вряд ли, — она открыто улыбнулась. — Ты ведь помнишь, что этот дворец населяют одни хитрецы и интриганы... Еще встретимся, девочка моя. Не вешай нос. Все будет хорошо...
... И правда.
Через каких-то полтора часа я уже катилась по темным улочкам столицы в сторону дома.
И плакала, не потому что боялась — папа накажет. А потому что больше никогда не смогу полюбить так, как полюбила Рауля Хелиодоро. Как жить дальше с этой дырой в душе, просто не понимала.
Глава 16. Ваша песенка спета, леди!
Дом. В полумраке ночной улицы он казался непривычно холодным и пустым. Хотя, скорее всего, это моё воображение разыгралось. А так все тот же кованый забор, узкая калитка, вымощенная мелкой белой речной галькой дорожка, ведущая к высокому крыльцу.
Схватившись за массивное кольцо, хотела ударить в дверь, но отчего-то опустила руку.
Что я скажу папе?
Эта мысль только сейчас пришла мне в голову. Он спросит, где я была. И что ответить?
Как признаться ему во всем? Раньше таких проблем у меня не возникало. О моих деяниях ему доносили раньше, чем я соизволяла являться к этой самой двери.
Он всегда обо всем знал. Но, видимо, не в этот раз.
Снова протянув руку, сделала глубокий вдох и… дверь отворилась сама. На пороге стоял папа в черной рубашке и домашних мягких брюках. Усмехнувшись, он кивком приказал входить.
Мои ладони мгновенно вспотели. Трость с рубином как-то потяжелела.
Стало так стыдно.
— Анабель, ночь на дворе. Не стой в проходе, — мягко подтолкнул меня папа.
— Будешь ругать? — с ходу выпалила я.
— А это имеет смысл? — он обернулся и приподнял темную бровь, скользнул взглядом по трости, но ничего не спросил о ней.
— Не знаю, — честно проговорилась. — Наверное, мне нужно признаться, где я пропадала.
— Анабель, ну неужели ты веришь, что я спокойно пил глинтвейн, не зная, где пропадает моя любимая дочурка?
Вот теперь мне стало ещё страшнее.
Он прошел в гостиную и указал на одно из кресел, стоящих у горящего большого камина. Дождавшись, пока я в него сяду, расположился в соседнем, сложив ногу на ногу. Он выглядел уставшим, мне даже показалось, что седых волосков на его висках как-то прибавилось. Стало стыдно. Похоже, пора привыкать и к этому чувству, раз уж оно во мне отыскалось.
И тишина… Слышно было, как тихо двигаются стрелочки на больших настенных часах. Они показывали десять минут первого.
— Ты никогда не рассказывал мне о нашем прошлом, папа, — неуверенно начала я разговор, пристроив трость сбоку. — Да и я особенно не интересовалась. Мне всего хватало. И твоей любви, и заботы. Как бы там ни было, а лучшего отца я просто не представляю. Меня всегда окружали женщины, они так хлопотали о моих нуждах, что я даже не замечала отсутствия матери. Все воспоминания только с тобой. Все кроме одного… Я помню женщину, что хотела меня забрать…
— Да, — отец кивнул и потянулся за графином. Плеснул в бокал темно-красный напиток. — Однажды она явилась. Ей срочно понадобились обе дочери.
— Почему? — я сжала подлокотник, чувствуя, что ответ мне совсем не понравится.
— Ты умная девочка, Анабель. Сопоставь все то, что ты узнала при дворе, с тем, что сказал тебе я, и найди нужный ответ сама.
— Папа, мне кажется, не время развивать моё мышление, — возмутилась, немного приходя в себя.
— Тебе нужны ответы, дочь, так ищи их сама. Я не всегда буду рядом сидеть в кресле. Думай.
Облизнув губы, сложила руки на груди. Меньше всего сейчас хотела разгадывать чужие ребусы.
— Мне разбили сердце, папа, — тихо призналась и выдохнула. — Ты не представляешь, как это больно. Я устала и хочу снова почувствовать себя твоей счастливой дочерью.
— Да, — он выдохнул и, запрокинув голову, удобно устроил её на спинке кресла. — Знаю и это. Ты прости меня, дочь. Не с того я в тот день начал разговор о твоем замужестве. Раз в жизни дал слабину и струсил открыть тебе всю правду. Ты ведь у меня горячая голова, я боялся твоей реакции на всё это. Да и с Мирабель вышло не так, как я желал. Девочке нужно учиться, она большая умница. Тянется к наукам, развивает магию.
— Когда мне сказали, что ты оставил её, я не поверила, — наконец улыбнувшись, прищурилась. — Она попала в свою Академию?
— А как же, — отец светился гордостью. — Что я зря выбивал для нее именное приглашение?
— А как же отбор, папа? Кто бы попал на него? Ты знаешь, что эта "светлая голова" обещала принцу Дункану руку и сердце?
Я внимательно следила за реакцией папы. Казалось, он даже лицом посветлел оттого, что не нужно больше скрывать наличие сестры. Его распирало от гордости за нее.
— А мною ты так же гордишься, пап?
Душу вдруг кольнула ревность и неуверенность в себе. Такое новое и неприятное для меня чувство.
— Анабель, — он тяжело выдохнул. — Ты всегда была и будешь моей любимой доченькой. С Мирабель всё по-другому. Я следил за ней на расстоянии и не мог ни обнять, ни похвалить. Я ведь и её отец. Но знаешь, как это сложно смотреть на нее и не иметь возможности даже поговорить. Она росла одна. Мать, эта проклятая женщина, вдалбливала в её голову лишь одну мысль — она должна одержать победу на драконьем отборе. Должна затмить всех! Вскружить голову принцу и занять трон. Сделать все то, что не вышло у нее.
— Нет, — я покачала головой, — у Мирабель ничего бы не вышло. Лодосу нужен наследник.
— Вот и твой ответ на вопрос, зачем она являлась за тобой. Лодосу нужен наследник, а ей власть, о которой она так грезила.
Я сглотнула внезапно появившийся ком в горле. В комнате снова стало тихо. Стрелочки часов упорно ползли вперёд, показывая половину первого…
— Я становлюсь наследницей, то есть виконтессой Лодоса, — прошептала, наблюдая за ходом часов, — а Мирабель
