и существенные историко-культурные, а также этнические различия в характере протестных настроений, хотя замечены и проанализированы они были лишь спустя два-три десятилетия после перестройки и распада СССР. Рассмотрим важнейшие выводы из этого анализа, сложившиеся в мировой политологии и антропологии к началу 2000‐х годов.
1. Наибольший уровень консолидации в проявлении протестных, антисоветских настроений продемонстрировали социумы республик, опиравшихся к концу 1980‐х годов на давние антиимперские традиции. Л. Дробижева пишет:
В республиках Прибалтики, Закавказья, Молдавии и на Украине, в Белоруссии сформировались антиимперские настроения, они уже открыто проявили себя в партийных организациях республик[427].
Эти идеи были подхвачены даже некоторыми руководителями республиканских компартий, например Альгирдасом Бразаускасом — первым секретарем ЦК Компартии Литвы, и массой молодых партийных функционеров. На такой идейной основе с 1988 по 1991 год возникли национально-политические движения, получившие название Народный фронт, во всех республиках Балтии, в Грузии и Азербайджане. Их аналогами стали в Белоруссии — движение «Возрождение» (Адраджэнне), а в Украине — «Движение за Перестройку» (Рух). Все эти политические силы имели немалую общественную поддержку и выдвигали идею национального суверенитета[428]. В Армении вышла из подполья Национально-объединенная партия (НОП), появившаяся еще в 1966 году и уже тогда выдвигавшая идею национальной независимости Армении и ее выхода из состава СССР[429].
Австралийский политолог Грэм Джил убедительно показал, что в постсоветском мире именно антиимперские настроения являлись основным ресурсом демократического транзита и это движение оказалось наиболее устойчивым в республиках Балтии, поскольку здесь антиимперская национальная консолидация не осложнялась межэтническими конфликтами внутри республики (как грузино-абхазский и грузино-осетинский конфликты в Грузии) или на ее границах (как азербайджано-армянский конфликт в Карабахе)[430]. Подобные конфликты всегда приводили к срыву демократического транзита и усилению роли воинственных авторитарных сил.
2. Для русских как большинства населения России и этнической общности никогда не были характерны массовые антиимперские настроения, напротив, в большинстве своем они воспринимали всю территорию СССР как свою этническую родину. Русский национализм зарождался в конце XIX века и до сих пор продолжает, за редкими исключениями, развиваться как «имперский национализм», ставящий своей задачей защиту единого пространства «русского мира»[431]. В конце 1980‐х годов, когда в союзных республиках начался процесс борьбы за национальный суверенитет и выход из состава СССР, большинство этнических русских поддерживали противоположную идею: сохранения единого Советского Союза, прежде всего как единого культурного пространства для общения с русскими, проживающими в разных республиках[432]. Правда, одно время имперские националисты из числа русских писателей в пику суверенитизму националистов из союзных республик позволяли себе пугать их тем, что Россия сама бросит союзные республики и отделится от Советского Союза. Эта идея ясно звучала в выступлении писателя Валентина Распутина на I съезде народных депутатов 1 июня 1989 года:
Здесь, на Съезде, хорошо заметна активность прибалтийских депутатов, парламентским путем добивающихся внесения в Конституцию поправок, которые позволили бы им распрощаться с этой страной. Не мне давать в таких случаях советы. Вы, разумеется, согласно закону и совести распорядитесь сами своей судьбой. Но, по русской привычке бросаться на помощь, я размышляю: а может быть, России выйти из состава Союза (аплодисменты), если во всех своих бедах вы обвиняете ее и если ее слаборазвитость и неуклюжесть отягощают ваши прогрессивные устремления? Может, так лучше? Это, кстати, помогло бы и нам решить многие проблемы, как настоящие, так и будущие. (Аплодисменты.)[433]
Примером такого же запугивания может служить и выступление одного из самых заметных идеологов русского имперского национализма Александра Проханова в журнале «Наш современник», являвшегося на рубеже 1980–1990‐х годов рупором подобной идеологии: «Цель России — Россия! Пора сбросить с себя кусающих неблагодарных соседей, вырваться из их урчащего клубка и остаться одним»[434]. Вместе с тем реальная идея суверенитета у русских националистов в те годы не выходила за пределы требований создания Российской компартии, Российской академии наук и особой республиканской столицы РСФСР, наряду со столицей Советского Союза[435]. А те, кто угрожал «сбросить с себя неблагодарных соседей», первыми после распада СССР определили его как трагедию для русских и России[436].
3. Несмотря на отсутствие антиимперских настроений у этнического большинства, в России в конце 1980‐х годов, так же как и в других союзных республиках, был отмечен рост протестных настроений, обусловленный общими для Советского Союза факторами: заметным отставанием уровня жизни советского народа по сравнению с Западом; острой нехваткой товаров народного потребления и падением их качества (обе проблемы обострились в 1980‐х); глубокими внутренними конфликтами конца 1980‐х (Карабахским, Приднестровским, Ферганским и др.); крупнейшими техногенными катастрофами; массовым недовольством старой, дряхлой (во всех отношениях) советской бюрократией в «эпоху похорон» (смерти трех подряд лидеров СССР). В 1980‐х стал складываться новый политический дискурс (первоначально в оппозиционной среде, а затем и в рядах ориентированной на реформы номенклатуры), основным содержанием которого была демонстрация отсталости советской политической системы, ее неадекватности современным требованиям. В этом новом дискурсе для характеристики отсталой политической системы и, одновременно, для объяснения главной политической причины архаики использовался термин «командно-административная система». Этот термин был введен в публицистический оборот в годы перестройки и сразу же подхвачен реформаторскими (горбачевскими) силами в КПСС[437]. Со временем критика такой системы распространилась и на саму компартию, именно в среде выходцев из КПСС раньше других созрела идея отмены шестой статьи Конституции, закреплявшей главенствующую роль партии в политической системе страны. Однако российский антикоммунизм и антисоветские настроения, не опиравшиеся на глубокие культурные основы, оказались, как мы еще покажем, очень недолговечными.
4. В автономных республиках РСФСР в конце 1980‐х годов стал заметнее проявляться национализм титульных национальностей, однако первоначально без видимых признаков сепаратизма. Если признаки и были, то уж точно оказались не замеченными ни прессой, ни общественной молвой, поэтому не могли иметь общественной поддержки. Представители национальной интеллигенции в российских автономиях тогда выступали с сугубо этнокультурными требованиями: подъема национальной культуры, защиты национального языка и памятников культуры, охраны окружающей среды. Л. Дробижева называла лишь две республики, в которых к 1989 году политически оформились националистические организации, поддерживающие не сепаратизм, а идею легальной суверенизации своих республик, — это «Саха-Омук» и «Саха Кескеле» в Якутии и Всетатарский общественный центр (ВТОЦ) в Татарстане[438]. В обеих республиках названные организации возникли только после того, как прошла XIX Всесоюзная конференция КПСС (1988), принявшая резолюцию «О демократизации советского общества и реформе политической системы»[439]. Фактически сама КПСС, прежде всего ее реформаторское крыло, открыла дорогу как для легальных этнополитических организаций в российских автономиях, так и для проявления в них «парада
