вообще кончается земля, дальше ничего нет — может, там вода, а может, воздух, черный провал, который никогда не пересекали люди, — и сразу на Камчатку! Да это ж подле Америки, возле самой Вашингтоны либо Нью-Йорка, — да съедят же его проклятые империалисты! Страшно было бочкоделу, поэтому он подбил в путешествие соседа — проворного и оборотистого юношу по имени Митёк. Бочкодел его так и назвал Галахову — Митёк.
Митёк знал, что к чему и что почем — почем стоят джинсы на Яшкин-стрит в Нью-Йорке — Нью-Йорка он не боялся, Вашингтона тоже, — почем расписные батики на негритянском рынке в Дар-эс-Саламе, почем огромные хлопчатобумажные боголаны в Бамако, для чего у лошади хвост, а у человека ногти, можно ли пересадить вороне голову ястреба и появится ли в ближайшее время в ясских магазинах «фуа де гра» — жирная печенка гусей, болевших циррозом, — он все знал, Митёк, в том числе и то, что на Камчатке дорогую красную икру выгребают из мелких речек и ручьев совковой лопатой.
Бочкодел поверил Митьку, продал все, что у него было, почистил свою сберкнижку и сберкнижку жены, оставил там по рублю, чтобы не закрывать счет, добавил наличные, затем поставил перед собой миску с водой, в нее накропил давленой сукровицы из лимона — чтобы не склеивались пальцы, и стал считать деньги. В бумажном ворохе у него денег набралось много. Рядом с ворохом тускло поблескивала металлическая грудка мелочи — бочкодел готовился к путешествию всерьез, он брал с собой все.
Подсчитал бочкодел и прослезился: надо же, какой он богатый! Без двадцати копеек оказалось девять тысяч рублей. Чтобы счет был ровным, он занял двадцать копеек у дочки-школьницы. С таким капиталом можно было начинать любую операцию. Митёк, несмотря на оборотистость и практическую хватку, выглядел куда жиже своего напарника.
Операция, которую они задумали, была достойна Кисы Воробьянинова: соседи решили разжиться на Камчатке дармовой икрой — желательно в упаковочке, и чтоб слово «икра» на таре присутствовало, — переместить товар в Молдавию и там продать. Если на Камчатке они купят икру за два рубля, а в Молдавии продадут за три с полтиной, то это будет ого-го какой приварок!
Ни громоздкие, с курными белыми шапками вулканы, ни горячая вода реки Паратунки, ни профилактории, против которых безуспешно выступал рыбинспектор Крутов, ни камчатские ягоды и травы, ни золотой корень, ни уха на костре и дымные гейзеры знаменитой долины их не интересовали. Интересовала только икра.
Путешественники пустились на поиски механика «бесеэл», как сообщил всезнающий Митёк, только этот механик им и сумеет помочь, — БСЛ в переводе: «большая совковая лопата». Именно «бесеэлом» и выгребают красную икру из здешних рек.
Вскоре они нашли нужного человека. Механик был обаятелен, говорил мудро и красиво, одевался по последней морской моде, «с писком»: носил кремовую тужурку с черными погончиками, галстук и черные суконные брюки. На погончиках у него весело золотились планочки — две ленточки прямые, плоские, с генеральским позументом, а одна с начальственной петлей — большим человеком был этот товарищ, не просто механиком, а наверняка главным механиком БСЛ.
Поняв, что каларашские землепроходцы — покупатели солидные, не шаромыжники какие-нибудь, которые купят лишь пару банок, а торговаться будут до посинения, механик угостил их коньячком, к коньячку предложил бутерброды с нежнейшей, тающей на языке лососиной. Цвет лососины, надо заметить, был необыкновенный — ярко-алый, чуточку даже светящийся, а вкус и того диковиннее — действительно тающий, и в этом не было никакого литературного либо гастрономического перегиба, от вкуса лососины обмирало сердце, нёбо обволакивало липкой слюной, язык во рту изгибался бубликом, прирастал к щеке и так, гнутой будылкой, и застывал; бутербродов было много — десятка полтора, и каларашские странники не заметили, как умяли их. На это понадобилось всего три минуты.
— Хороша рыбешка? — улыбаясь, полюбопытствовал главный механик, снова налил гостям по коньячку и выставил еще один противень с бутербродами. — Наша рыбешка. Только берем ее не в реке, а в море. Еще в соленой воде.
— Это почему же «еще»? Разве соленая вода лучше пресной? — полюбопытствовали посланцы солнечной Молдавии.
— Лосось, пока в море, он в жиру насквозь, за жабры его, беднягу, подымешь, он даже шевелиться от сала не может, жир струйкой с хвоста течет. А войдет в пресную воду — считай, все! Сало сразу резко на убыль — теряет в весе, как сильно хворый человек, пока он до нерестилища добирается, мясо у него вообще в фанеру обращается. По вкусу хуже мыла.
— Надо же! — глубокомысленно покивали головами каларашские странники. — Как умна природа. А мы что перед ней, матушкой? Мы — ничто, плевела, пыль.
— Действительно, — согласился хозяин, оправил на себе нарядный костюмчик и незаметно, но довольно определенно глянул на часы: время — деньги!
Каларашские землепроходцы этот жест засекли, но торопиться и лишать себя удовольствия одолеть второй противень не стали: они — тоже деньги.
— Отчего ж она такая, м-м-м, красная, как кровь, — полюбопытствовали, — рыба-от? Тоже от океана? Океанские воды поспособствовали?
— Это порода такая. Что в морской, что в речной воде она одинакова. Сорт называется красницей.
— О, а у нас есть ягода красница! Смородина. Для компотов очень хороша. Какой компот обходится без красной смородины, а? — бочкодел толкнул своего соседа в бок локтем.
Тот подтвердил: никакой.
— Хотите, могу к икре и рыбки такой предложить?
Каларашские путешественники задумались. Бочкодел поскреб пальцем затылок:
— А с хранением как? Долго ль держится продукт?
— Хранения требует самого деликатного.
— А икра?
— Икра тоже разная бывает. Если в посол добавить селитры — хранить можно годами, если без селитры, то поменьше. Но все равно не как рыба: продукт в банках.
Конечно, хорошо было бы поразмахивать рыбьим хвостом над Каларашем, подивить тамошний люд, но распылять капитал не следовало: надо на всю сумму взять икры. Надежно, выгодно, удобно. Летайте самолетами Аэрофлота и ешьте, граждане, красную икру.
Нарядный хозяин, заметив колебания землепроходцев, поднял руки, будто сдавался перед ними:
— Не настаиваю, не настаиваю, не настаиваю! Не хотите лососину — не надо. Пойдемте смотреть товар.
На десять тысяч рублей он выставил несколько ящиков икры, в каждом ровными бронзовыми солнышками поблескивали банки, много банок, много солнышек, и надпись на каждой банке была нарядная, хотя и не икряная, но… — и цена божеская: путешественники думали дать за каждую банку по два рубля, но двадцать копеек выторговали — главный механик (а может, сам главный капитан?), видя, что люди перед ним уж больно хорошие, сдался. Он так и сказал:
— Учитывая, что вы люди добрые, в своем порыве выдающиеся
