миллиарды листьев и ягод, обгрызенные белками орехи, кабанчиками — желуди, бешеная, несущаяся вдоль опушки прочь и навстречу неминуемому лиса. Олино око Хийси.
***
Борзунов устроил агрессивного Короткого на заднем сидении BMW. Шандарахнул шокером — дабы не ожил, когда не следует. Дышалось через раз. Небо заволокло. В девять утра наступила полночь.
Apocalypse now.
— Давайте, граждане. — Подполковник повернулся к Аверину и Мухиной. — Я вас доставлю…
— Куда, в Швейцарию? — спросил старик.
Фил напрягся — откуда он знает, что у отца гостиница в кантоне Невшатель? «Не знает он!» — воззвал Борзунова к рацио внутренний голос. — «Брякнул. Совпадение».
— В облцентр. Там труба заводская, практически, большой адронный коллайдер, — пошутил Филипп Сергеевич.
— Не, штандартенфюрер мой. — Аверин его снова как-то омерзительно ласково оскорбил и одновременно повысил. Звание штандартенфюрера соответствовало полковничьему. — В Швейцарии ж законна эта, ну, если сдохнуть охота?
— Euthanasia.
— Она, родимая. И ты, Невшатёль, меня не неволь.
Борзунов вздрогнул. Что за мужик, шибко информированный? Из бывших? Вообще, похож. Выправка. Контроль.
— Кто вы по званию?
— Пенсионер.
Ага, и ответики… парольные. Филу вдруг стало жалко оставлять своего. Мощный дед. Отцу пригодится; а то у него кругом мракобесы — половина на еврейском заговоре попятила и сакральной миссии славян-ариев, половина — на рептилоидах и египетских, прости Господи, жрецах на троне англо-саксонской мировой мульти-корпорации.
«Длительный стресс вкупе с алкоголизмом обеспечивают плодотворную почву для бредовых идей», — сказал бы Фрейд. И Федор. Он бы их поизучал, silovikов! Ох, поизучал бы! Перевоплощение циничного и активного хищника в параноидальную черепаху, не покидающую «панцирь» кабинета-бункера — тема уже для докторской.
— Не упрямьтесь. Вы сгинете тут. — Борзунов заговорил без купюр. Цензур. И погон.
Аверин раскурил сигарку.
— Как хотите. — Фил схватил Анфису за локоть. — Пакуйся!
Она юркнула на переднее. Пристегнулась.
— До свидания! — крикнула она пенсионеру.
— До нескорого, — пробормотал тот.
***
Шоссе Орджоникидзе наводнили драгоценные кредитные автомобили, выменянные их владельцами на годы и годы невкусной колбасы в холодильнике. Почти в каждом сидела ячейка общества. Почти в каждом при установленном кондиционере O2 было меньше, чем на улице, мутной от смога.
ПОТОМУ ЧТО ТЫ ВИНОВАТ!
Потому что лучше б я ЛЮДКУ ОБРЮХАТИЛ!
Потому что родители, наверное, мне не родные. Они ведь обычные, а я нет.
Веня Невров стримил для оппозиционного канала-миллионника. Трансляция называлась «Береньзень. Исход». Открывал ее ВрИО Крабынчук, снимал Ромиш Хикматов.
— Площадь воспламенения в пределах контролируемой нормы. Мы опасаемся незначительного снижения популяции зайца и выдры. Жителям посёлка настоятельно рекомендуем воздержаться сегодня от наших традиционных береньзеньских пикников. Однако администрация компенсирует гражданам яркие впечатления и приятные эмоции. Приглашаем вас на просмотр кинофильмов отечественного и зарубежного производства в наш кинотеатр «Октябрень» на Ленина, 14. Вход бесплатный. Также ожидаются викторины, веселые конкурсы и неожиданные сюрпризы! — Крабынчук вытер лоснящуюся физиономию бумажкой со спичем. — Жарко. Закончили?
Веня жестом намекнул смекалистому Ромишу прикрыть красную лампочку на камере.
— Угу. Закончили.
— Я в Финку. Ну, нахер! Пятьсот ГА уже хуярит… МЧС сюда хуй пошлют, не Чили, не Турция, блядь. Сука…. — Крабынчук пнул кресло Рузского со следами замытой крови. — Столько жопу рвал… Подлизывал. И чего ради? Горит моя делянка! Мое бабло! Пускай и человечина с ним прожарится. Тупое быдло!
До Финки ВрИО не добрался. Свернул, видимо, не туда.
И Борзунов с Анфисой и Коротким никогда не показались в облцентре.
Старик Аверин, пес Черкес, ежиха и вороны на превосходной надувной лодке Роба Недуйветера спаслись в центре озера Лесного. Осетры Машка, Лизка, Раиса Павловна, Сандра Булак и Лаврентий, естественно, не пострадали.
Дом Забытых Синикки добровольно (по-швейцарски) и празднично (по-русски) переправился в мир иной — Тапиолу. Тамара и Арсений отравили вино, мясо, пироги и сено. Все их питомцы испустили дух умиротворенными и сытыми. Под музыку Сибелиуса… и визги тлеющих соловьев.
Глава двадцать восьмая. Всё- таки либидо
Огонь в печи не спит, перекликаясь,
С глухим дождем, струящемся по крыше.
А возле ветхой сказочной часовни стоит береза,
Старая, как Русь.
И вся она, как огненная буря,
Когда по ветру вытянутся ветви,
И зашумят, охваченные дрожью,
И листья долго валятся с ветвей,
Вокруг ствола лужайку устилая…
За окном УАЗика прыгал оранжевый, страшный и веселый мир. Веселый, потому что наконец-то что-то шевелилось! Ломалось, рушилось, выходя из мертвенного оцепенения.
Федя с Финком покинули Пяйвякое.
Разумеется, осиротевшие чудища хотели их съесть… Кипинатар не позволил. Он произнес иерихонское трубное «МЯУ», от которого содрогнулась земля и дюжина галок пала замертво.
— Они оказали нам услугу, — напомнил он с пафосом мормонского проповедника. — Мы же не люди какие-то, чтобы платить подлянкой. Даже палачам. Палач — орудие в руках Укко. Или вы сомневаетесь в том, что этих человеческих созданий к нам направил всевышний?
— М-да, а я считал Волгина простым алко-слесарем, — тихо пошутил Евгений Петрович.
— Представители рабочих профессий вообще полны неожиданностей, — ответил Фёдор Михайлович. — Некий плотник из Назарета тоже подбухивал.
Геннадий принес полицейскую машину к основанию зиккурата — у тролля, оказывается, были крылья, они скатывались в четыре небольших кожаных свертка на спине.
— Времени мало. — Баба Акка погладила по плечу сначала Финка, затем Тризны. — Ох, вижу я над вами тучу тёмную. Глупые и злые на вас обиду копят.
— На нас… — фыркнул Федя. — Если б только!
— Ага, — подтвердил Яло-Пекка. — Пустить бы вырлу по стране. Огромную, свирепую Справедливость. Не красную, не белую, не коричневую и не цвета радуги-дуги. Прозрачную. Чтоб смыла к Евгении Марковне всех убийц, воров, насильников и доносчиков. Без разницы, кто они и где они.
— Езжайте, мальчики. Спасибо. — Ведьма им поклонилась. — Вырлу мы найдём. Езжайте. Kaikkea hyvää ja siunausta sinulle ja perheellesi tuleviin vuosiin (всего наилучшего и благословенного вам и вашей семье на долгие годы, — финск.)
Полиционер гнал наперегонки с пламенем. Он заставлял УАЗик буквально лететь над полыхающей дорогой, пока любознательный Фёдор разглядывал устойчивые к высоким температурам формы жизни, беснующиеся в стонущем лесу. Монстры напоминали помесь гиббонов и саранчи. Они грызли объятые огнем стволы, кидались углями, будто снежками. Твари беззаботные! До чего хочется к ним — туда, в пекло… В топку!
— Jumalalla, vannon, et ota minua mukaasi! («Боже, клянусь, ты не заберешь меня с собой!» — финск.). — спорил с судьбой товарищ майор.
Ожог шестидесяти процентов тела. Паралич мимических мышц. Впитавшийся в кожу запах крови Васи Чемодана. Финк не боялся смерти, но…. снова поджариться? Фигушки!
«Допустим… Допустим, это самое яркое, в прямом и переносном, что с нами случится, — размышлял псих и терапевт, два в одном мистере Тризны. — Возможно, мы превратимся в
