Метров через пятьдесят! — запоздало напомнил Сергеев отряду. Его услышал Алферов, но сил ответить не было.
Черная или белая тварь набрела на очередную мину, и послышался новый взрыв.
Сергеев ощутил, что ноги не сгибаются. Присесть не получалось. Опустив взгляд, он увидел растерзанный костюм и струящуюся по штанинам кровь. Осколками пробило низ живота и правую ногу.
Мина рванула слишком близко.
— Смирнова, беги домой. Тебе Батю хоронить, — сказал майор, понимая, что с торчащими наружу кишками он больше экспедиции не пригодится.
— Иди к черту, Сергеев. Вместе.
— Иди домой, дура. Я… Артема завалил. Это… воздаяние, — выдал майор, больше не желая ничего скрывать. На тот свет надо уходить без тайн.
Смирнова высветила фонариком его ранение. По черной крови выходило, что все плохо.
— Зачем? Тема молодой совсем. Бойкий, но не враг.
— Думал, что он нас сдал «свободным». Погорячился. Доброго хлопца загубил. — Он закашлялся, добавив тише: — Теперь ты старшая группы.
— Сергеев, я приказываю, пошли в состав. Судить тебя будем. — Она говорила, а в ее словах стояли слезы.
— Мне может приказывать только… адмирал. Иди, доведи отряд до Хабаровска.
— Я останусь.
Она застыла. Секунды ползли неторопливо. Люди уходили по шпалам все дальше.
«Насколько отошли? На триста? Четыреста метров? Мало. Надо держаться… Надо», — думала Смирнова, и это были единственные мысли, не связанные с эмоциями.
Белесая орда больше не устремлялась вперед поодиночке. Мутанты собирались группами, поджидая черную волну, и только тогда бросались на прорыв. Эффективно. К тому же взрывы затихли. Растяжки кончились. Майору досталась последняя.
— Похорони Саныча, — донеслось от Сергеева. — Попрощайся от меня… скажи, я поступил бы так же. Батя был прав, надо цепляться за любую возможность. Даже если срут на голову, все равно не прекращать надеяться на лучшее.
— Чего же ты с ним спорил постоянно? Огрызался?
— Хороший все-таки мужик был, — словно не слышал майор, стреляя в темноту. — Я бы выпил с ним.
— Запомни эти слова, Сергеев! Я заставлю тебя повторить их за пиром в столовой! — хрипло закричала Смирнова, отсекая лапы и головы наплывающей толпе редкими пулями СВД. Десять патронов в рожке таяли быстро, каждая пуля прошивала по несколько тварей, но была малоэффективна при куче врагов.
Майор гулко рассмеялся. Странно слышать чей-то смех в противогазе, и дождь сглаживает звук. Но какая-то отчаянная улыбка наползла на лицо девушки. Ленка улыбнулась сквозь слезы, пятясь назад, к составу. Руки сами, без участия мозга бросили гранату. Откинуть наседающий поток чернокожих.
Запоздало всплыло в сознании, что можно повредить рельсы, но какие могут быть рельсы, когда в голове уже все гудит и хочется упасть в обморок от потери сил?
Взрыв гранаты… Две пули в темноту… Пара очередей из автоматов… Очередей?.. Взрыв мины где-то вдалеке… Из тех, что еще не были активированы… Взрыв гранаты… Скупая очередь… Граната… Взрыв…
Мир качнулся, стеганула боль в коленке. Капитан упала, ощущая, как сознание заволакивает пеленой. Стало до ужаса обидно умирать в сотнях метров от состава.
«Несправедливо-о-о, Батя-я-я», — закричала она куда-то в глубину себя, словно в детстве, когда приемный отец несся к ней через все подземелье, когда падала, разбивая коленки, в вечных спорах с ребятами. На «слабо» ее брали часто, и она всегда хотела доказать, что ни в чем не уступает мальчикам, оттого были все синяки.
Да только нет больше Бати. Никто не подует на коленку, не обнимет, не погладит по головке, успокаивая, и не посоветует пойти дать сдачи задирам. Даже если главная задира — она.
Слух в какой-то момент пропал. Растерянное сознание не сразу нашло объяснение. А это просто граната рванула совсем рядом.
Все тело болело, ломило, хотелось пить, еще больше хотелось реветь и кричать, хотелось пустить себе пулю в лоб.
«Дайте кто-нибудь освобождение от этого тела!»
Темнота.
Не видно теперь ничего.
«Где фонарик? Слетел с головы».
— Сергеев… Сергеев… — прохрипела она в темноту.
Гул в голове.
Вспышки автоматной очереди рядом. Сильные руки подхватили под шею и поясницу. Смирнова отключилась, отдаваясь на волю сильным мужским рукам.
Глава 7
Аномальный синдром
Зема открыл глаза от ощущения, что кто-то дергает за щеку. Сфокусировав взгляд, увидел Ольху в медицинских перчатках. Освещение было искусственное, кто-то светил фонарями из-за спины докторши.
Юноша ничего не чувствовал, но этот свет резал глаза. Руки не двигались, язык не ворочался, чтобы протестовать или хотя бы прошептать. Беспомощный больше, чем дитя, Зиновий мог только вращать глазами.
Новорожденные могут хотя бы кричать.
Перед глазами мелькали пинцет и иголка с нитками. Иголка почему-то вгрызалась в щеку, но без боли. Посмотрев чуть в сторону, увидел потолок купе. Гораздо ближе, чем если бы лежал на нижней полке. Похоже, Ольха оперировала, стоя на столике. Рядом на багажной решетке висела капельница. Объемистая бутыль выделяла бесцветное лекарство по капле.
«Зачем? Я ранен?»
Губы Ольхи двигались, она активно что-то говорила, но для Земы абсолютно беззвучно. Вначале все показалось дикой шуткой, но лицо подземной подруги было серьезным, сосредоточенным. Никаких подколов. И Зиновий понял, что контужен. Не слышал ни звука, как тогда — в бункере.
По завершении манипуляций над щекой доктор провела пальцами перед глазами, пощелкала теми же пальцами рядом с ушами. Зема поводил глазами из стороны в сторону, пытаясь хоть как-то донести: «Нет, не слышу! Ничего не слышу! Я оглох!!!»
Ольха нахмурилась больше прежнего. В руке появился шприц с бесцветной жидкостью. Постукав по нему пальцем и изгнав пузырьки воздуха, доктор взяла за руку. Прикосновение ощущалось. Значит, тело еще не совсем отказало. Едва шприц попал в вену, как Зема погрузился в милосердные воды забвения.
Следующее пробуждение было в ореоле света. Дверь в купе оказалась открыта, и солнце светило сквозь окно под потолком в проходе. Бесконечный дождь иссяк.
«Сколько времени я проспал? Всю ночь?»
— Эй… — Голос звучал слабо, как у вылупившегося из яйца цыпленка.
Высушенные жаром губы растянулись в улыбке — слышу! Слух восстановился. К черту эту слабость во всем теле, надо вставать и идти. Что вокруг происходит?
Снизу показалась голова Ольхи. Появилась, едва пациент начал ворочаться. Зема краем глаза заметил, что повязка у него не только на щеке: левая ладонь и правое плечо забинтованы. А костюм «саламандра» снят.
«Это когда это я успел нахватать осколков?»
— Не дергайся, Зем, — предостерегла доктор. — Лежать тебе еще и лежать. Нагулялся. Отдыхай.
— Что… слу… чи… лось? — Юноша никогда бы не подумал, что произносить слова бывает так сложно. На секунду показалось, будто увеличилась в размерах щитовидка, что означало бы сильное радиационное заражение. Но дышалось не в пример легче, чем говорилось.
