Отец Герман пошатнулся, ноги его задрожали, глаза закатились…
Упырь обернулся к осмелившемуся напасть на него человеку. Улыбнулся, едва прикрыв веки, той блаженно ласковой улыбкой, с которой обычно умиленные новорожденным чадом родители склоняются над колыбелькой. Стало еще страшнее, хотя, казалось, куда уж! Глаза вампира полыхнули нездешним огнем, а острые как бритва, пропитанные трупным ядом когти удлинились, едва не касаясь земли.
– Беги, девчонка, беги! Спасайся! – закричал хорунжий, отмахиваясь саблей, и дернул какой-то рычаг рядом с дверью.
В камере заскрежетало. Каменная стена напротив входа дрогнула и поползла в сторону, открывая ведущий в неизвестность темный провал.
Молотя передними ногами, черная коза с белым пятном на лбу с истошным ржанием взвилась на дыбы. Привязь лопнула, и, топоча копытами, животное ринулось прямо в открывшийся проход. Ирка не раздумывая бросилась за ней. Следом метнулся Богдан, по дороге сгребая разбросанные по судейскому столу флакончики и пакетики.
– В подвалах ратуши есть проход! – сквозь звон стали донеслось следом. – Выберетесь!
Сабля хорунжего метнулась вперед, ужалила. Казалось, она должна была вонзиться упырю точно в сердце. Но монстр изогнулся гибким текучим движением, и сабля, разочарованно ткнув воздух, отпрянула назад.
– Ошибся, упыряка! Я защищаю женщин и детей! Даже здесь! – крикнул хорунжий и закрутил клинок вокруг себя. С невероятной быстротой удары сыпались на вампира. Сталь звенела о когти. Выпад – укол, разворот – удар. Ни один человек не смог бы отразить эту блистательную серию. Только вот противник хорунжего уже давно не был человеком. Враги кружили, парируя, уворачиваясь и нанося удары. Звенела сталь клинка, изодранный когтями кунтуш хорунжего превратился в лохмотья и пропитался кровью. Силы оставляли вояку, но ему все же удалось притиснуть упыря к стене.
– Ну, все. Я уже наигрался, – скучающим голосом произнес вампир, – пора заканчивать.
– Зараз я тебя кончу… – выдохнул хорунжий и рванулся вперед. Сталь скользнула по кирпичной кладке. Упырь просто перелетел через противника и, зависнув на мгновение, медленно приземлился в паре метров у него за спиной, зловеще черным могильным крестом раскинул руки. Вояка крутанулся волчком и вогнал саблю в грудь вампира по самую рукоять. Полметра чистой стали вышли из спины упыря. Тяжело дышащий хорунжий замер лицом к лицу со своим врагом и оторопело уставился в кровавые глазницы нечисти. Упырь улыбался. Снова улыбался!
Мгновение длилось вечность, никто и ничто не шелохнулось. Кольцо мертвенного белого огня проступило из пронзенной груди вампира. Скользнуло вдоль лезвия шляхетской сабли, охватило сомкнутые на рукояти пальцы, браслетом сошлось на запястье и стремительно покатилось вдоль плеча, оставляя после себя лишь обугленную плоть. Хорунжий страшно закричал, выпустил саблю, но было уже поздно. Охваченный огнем человек отчаянно метался по камере. А упырь смеялся. Он продолжал смеяться, когда бездыханное тело хорунжего медленно сползло на землю и рассыпалось в прах. Упырь раздраженно поморщился, выдернул из себя саблю, отбросил ее прочь и неторопливо двинулся к закрывшемуся за беглецами проходу в стене.
Сидящий на полу старик со спутанными седыми волосами молча и невозмутимо наблюдал за обнюхивавшим стену монстром.
Глава 27
Невеста на закуску
Вбежав в тайный ход, Ирка оказалась в темноте и влажном холоде каменных стен мрачного коридора. Воздух был сырым и вязким, как смола, дыхание перехватывало. Сил бежать не было совсем, каждый шаг требовал невероятных усилий, шатало из стороны в сторону. Следом, позвякивая прихваченными из камеры склянками, несся Богдан. Наконец Ирка без сил повалилась на промозглый пол. Рядом к стене прислонился Богдан.
– Там старик… остался! Ему надо помочь! – спохватилась ведьмочка, тщетно собирая остатки воли, пытаясь подняться.
– Куда собралась?.. Мулло в зубы? Совсем дурная?.. Или больно замуж захотелось?.. Так лучше б тогда за Гранчо пошла и в таборе осталась.
– Нет. Я должна… Спросить его… Предсказание… Иначе не выберемся… – Ирка встала на четвереньки, из ее горла вырвалось глухое рычание, в глазах полыхнуло зеленое пламя. Полыхнуло и погасло. Она провалилась в темный колодец беспамятства.
Проснулась она на чем-то мягком и волосатом. Это волосатое тут же зашевелилось и встало, бесцеремонно приложив Ирку головой о каменный пол. Ирка с трудом поднялась на четвереньки и нос к носу столкнулась с самой настоящей козьей мордой, методично жующей какую-то тряпку.
– Фр-р! И-го-го! – заржала коза Ирке в лицо и доверительно ткнулась мордой в плечо.
– Кошки зачирикали, зайцы замурлыкали… А слониха, вся дрожа, так и села на ежа… – голова жутко болела, вероятно, поэтому поэзия давалась с трудом, строфы путались, и получалось похлеще, чем у Чуковского.
– Эй, гадалка, ты как? С тобой все в порядке? – раздался неподалеку голос Богдана.
– OK. I am fine. Call nine-one-one. Ple-ee-ase, – выдала Ирка стандартную киношную реплику жертвы, только что чудом избежавшей мучительной смерти, но все же переломавшей все руки и ноги, истекающей кровью, а напоследок серьезно приложившейся головой обо что-то тяжелое и твердое, так что только полный идиот мог спросить: все ли с ней в порядке.
– What’s a fucking shit you said?[22]– послышалось в ответ.
– Что?.. – Ирка не поняла, не поверила: надежда была такой призрачной! Неужели… неужели к Богдану вернулась память и теперь они снова вместе? Да вдвоем они порвут эту нафталиновую нечисть на британский флаг!
– Сам не знаю, – озадаченно откликнулся Богдан. – Странное что-то говорю, самому непонятное. С ума схожу, наверное, а все от тебя, гадалка! На, шляпу свою надень, а то голову простудишь, – выдирая у козы из пасти полупережеванную тряпку, еще недавно бывшую крахмальным чепцом, а до того – цыганской шалью, велел Богдан. – Я тут и снадобья твои прихватил, тем жандармам они уж точно не понадобятся. – Богдан принялся выгружать из карманов позвякивающие флаконы.
Ирка забрала у него изжеванный чепец, но надевать не стала, ссыпала в него спасенные Богданом флаконы.
– Хватить рассиживаться. Пошли искать выход, пока нас самих не нашли, – решительно пробурчала ведьмочка, вставая.
Тянущаяся от городской ратуши цепь сводчатых подвалов казалась бесконечной. Один раз они набрели на подвал, где стояли бочки и густо пахло давно забродившим вином. Затем наткнулись на камеру, забитую старыми бумагами, – мыши с писком разбегались у ребят из-под ног. Пару раз мелькнул свет, но это были всего лишь узкие отдушины высоко в потолке, за которыми пламенели последние искры заката. Потом погасли и они. Они брели, спотыкаясь в темноте, и даже зрение оборотня не могло помочь Ирке, потому что глаза ее застилали слезы. Они катились и катились по щекам, девчонка даже не пыталась их вытирать. Да и зачем, если кончилась жизнь?
