class="p1">Дыбенко почесал затылок:
— Говорят, с брусникой медвежатинка особенно хороша…
В общем, я его уломал, пообещав приготовить медведя на весь отряд. Медведи порой заходили вверх по Ларьегану, почти до самой Янги, добывали рыбу в полыньях — так что шансы у нас были.
* * *
Дыбенко взял собачек и нарты. Самоедские собаки — это нечто. Здоровенная лохматая тварь величиной с теленка, которая только притворяется милой! Сожрать могут всё подряд — даже друг друга, в случае большое нужды. Если погонщик зазевается — то и его тоже…
Мы гнали по белому безмолвию — я впереди, старшина — сзади, корректируя курс каюрским шестом.
— Далеко отсюда до лаймов? — спросил я, перекрикивая ветер.
— Верст десять! У них фактория на острове, как раз в устье Янги. Недалеко от того места, где я тебя подобрал. А что?
— Интересно!
— Конечно, интересно! Там у них паровое отопление, патифон и девочки! И ледокол каждый месяц прессу привозит, представляешь? Ломится сюда по Ларьегану!
А вот это была всем новостям новость. Но я виду не подал — мы охотились на медведя.
Привлекательную полынью мы нашли ближе к вечеру и решили становиться на стоянку — Дыбенко уверял что в новых спальных мешках и палатке нам не грозит замерзнуть. Да и настоящие морозы еще не ударили.
Я начал разговор, когда мы зажгли горелку и разогревали ужин — консервную банку гречки с мясом. В палатке было действительно довольно тепло. Собачки снаружи подвывали и поскуливали, налопавшись пеммикана.
— Старшина, а ты как в лоялисты попал?
Дыбенко достал из-за пазухи плоскую фляжку со спиртным, открутил крышечку, приложился и протянул мне:
— Будешь?
У него там была лимонная водка.
— А я не попадал в лоялисты. Я на флоте служил — в Эвксине. Эсминец «Старательный»! — гордо сказал он. — Ух, попортили мы крови протекторским посудинам… Когда вся эта катавасия в столице началась — мы как раз в Миносе стояли, на базе Альянса — бункеровались углем. Они нас и интернировали. Жили в лагере с такими же горемыками — с других кораблей. А потом пришел эмиссар Новодворский и сказал: «Всё, ребята, Империя кончилась, нынче Республика Ассамблей, а это значит — демократия, свобода, равенство и братство!» Всем раздали синие мундиры, винтовки и прочий солдатский скарб — перевели в войска. Флота ведь по договору с Альянсом мы держать не могли!
Я вспомнил, как современные боевые корабли пилили на металлолом и дернул головой. Дыбенко кивнул то ли мне, то ли своим мыслям и продолжил:
— Прибыли мы в Империю — и удивились. Нынче всё по новому было! Вы-то, пограничники, плюнули на всё, а нам-то разбираться пришлось! Оно ведь вроде как справедливо и правильно всё получалось: вот представь — собирает волость ассамблею, выбирают туда своих представителей — депутатов. Самых достойных людей! Те всё коллективно решают, назначают эмиссаров — по конкретным вопросам. Образование там, или, предположим, защита белых медведей — и в этом они самые что ни на есть главные. Но в чужую сферу — не лезь! Потом волостная ассамблея от себя выдвигает пару человек в провинцию — там тоже у них своя, провинциальная Ассамблея… А те уже — посылают делегатов на Республику. Выходит — народ правит через своих представителей? — он усмехнулся.
Я ждал, что он скажет дальше.
— При Империи-то как было? Иерархия! Чтобы человеку, к примеру, стать директором грузового порта — он что? Правильно — учился, потом в доке горбатился, потом отделом руководил, потом — становился заместителем заместителя, потом… Потом оказывалось, что у нынешнего директора порта есть племянник, которому срать, что ты там горбатился — и он сразу после своей столичной Экономической академии становился твоим начальником… Такие порядки нам не нравились — и мы их поменяли!
— Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим!
Кто был ничем, тот станет всем!..
— пропел я.
Дыбенко сверкнул глазами:
— И построили! Теперь докер мог стать эмиссаром по портовой части — и управлять! Но…
— Но эмиссарами становились не докеры, да? Хочешь, я тебе объясню, что было дальше?
— Ну-ну, братишка, объясни… Из тебя твоя интеллигенция прямо прет!
— Фокус в том, что в Ассамблеи выбирали не самых лучших. А тех, кто мог убедить других, что его нужно избрать. Вот скажи мне, чем будет заниматься хороший доктор?
— Людей лечить — как Кауперс. Понятно дело!
— А почему он не эмиссар по медицине?
— А нахрена оно ему?
— Во-от! А если бы Кауперс, предположим, был личным доктором губернатора провинции — он бы мог стать эмиссаром?
— Э, не-е-ет! Люстрация, братишка! Мы бывших — к ногтю! Попили нашей крови, хватит!
— А разве то, что доктор пользовал губернатора делает его плохим специалистом? Держал бы губернатор около себя идиота? — я напоминал сам себе покойного Лазаревича, который бесил лоялистов множеством вопросов.
— Ты это к чему клонишь?
— К тому, что эмиссары ваши — редкостная погань и сплошной непрофессионализм. Это стало понятно через два года, когда в стране голод начался, а депутаты ассамблей получали усиленный паёк — им ведь нужно было заботиться об освобожденном народе, верно?
— Голод устроила контра и имперские недобитки! Срывали продразверстки, занимались саботажем! Ты вообще это к чему? Агитируешь меня?
— А чего мне тебя агитировать? Тут у вас видишь как всё неплохо получается… Вывели, наверное, всю контру — вот и жизнь закипела…
— А ты думаешь! Интеграция в мировое сообщество! Рынки сбыта! — Дыбенко воодушевился.
Но я видел, что он не так уверен в своих словах, как пытается мне показать.
— Я смотрю, нож у тебя хороший… — сменил тему я.
— Нож? Да, нож фирмы «Барлоу»! У нас таких не делают! — вдруг он погрустнел. — У нас вообще ножи не делают теперь.
— Погоди, а Сребряница?
— А что Сребряница? Переквалифицировали производство на обогащение руды. Концентрат вывозит Альянс — а ножи мы уже закупаем.
— И гречку?
— Что — гречку?
— Вот на банке этой консервной — на каком языке написано?
— А черт его знает…
Мы посидели еще немного, прихлебывая из фляжки.
— Знаешь, почему началась та война? — спросил я.
— Потому что мы заступились за иллирийцев?
— Неа. Потому что тевтоны производили то же, что и лаймы. И не хотели интегрироваться в мировое сообщество.
Дыбенко уставился на меня как баран на новые ворота, а потом помотал головой:
— Не, ну тебя к черту, поручик! Вы там на своей границе со своим нейтралитетом совсем уже… Давай лучше спать.
* * *
— Открывай
