— Смейтесь, сколько вам угодно, но это действительно так, — произнес Амиль. — И если всеобщее благо требовало найти доктора Ланге, то мы искали его. И если оно потребовало посадить на трон Генриха, то мы его посадили.
— Врете, — бросила я. — Какое всеобщее благо требует запустить ту машину?
Амиль развел руками.
— Наука, дорогая Милена, это очень опасная вещь. И она должна быть под контролем. Да, мы искали Ланге, чтобы разобраться до конца в принципах работы машины и том, как она действует на людей. Олаф изначально спонсировал разработки машины и перевел на наши счета серьезную сумму за поиск племянника… мы его не искали, сами понимаете. Нам надо было, чтобы Генрих достал Ланге, вот и все. Мы не сомневались, что он сможет. Хорошая мотивация делает великие дела.
Все-таки хорошо, что Амиль сейчас был в своем мире, а я в своем. Я задушила бы его голыми руками за этот мерзкий цинизм.
Общее благо, да-да, конечно. Ради него Ланге замораживал раненых и больных и пытал детей. Ради него похищали людей из моего мира.
И самым страшным было то, что марвинцев не остановить. Можно разрушить эту машину, можно убрать тех, кто ее создавал, но они придумают что-то еще, не менее мерзкое.
Зло никогда не выкорчевать до конца.
— А в чем благо этой машины? — спросила я. — Что в ней хорошего?
Улыбка Амиля стала ослепительной.
— У нас, допустим, нет лекарства от желтой лихорадки. А у вас есть.
Да, несомненно, оно того стоило. Мне захотелось плюнуть ему в лицо — останавливало то, что это ничего не изменит, а оттирать зеркало придется как раз мне.
— Может, лучше потратить время на создание лекарства, а не красть его? — спросила я. — Кстати, за что все-таки убрали Андерса и короля?
— Олаф хотел власти, — просто ответил Амиль. — И к тому же, узнал, что драгоценный племянник нашел выход на машину и подход к ее создателям. Ему это не понравилось. Когда тратишь деньги, то все-таки хочешь контролировать процесс, правда?
Я не могла с этим не согласиться.
— Так чего вы все-таки хотите от меня? — спросила я. Улыбка Амиля стала печальной.
— Я понимаю ваши чувства, Милена, — произнес он и вдруг добавил уже жестче: — Не думайте о возвращении. Не пробуйте вернуться. Нам здесь не нужны маги с вашей силой.
Отражение Амиля дрогнуло и поплыло. Я снова видела свой кабинет, дождь за окном и свое лицо — какое-то смятое, неживое.
«Не пробуйте вернуться».
Получается, я могу это сделать?
Я вернулась домой, села на крошечный диванчик в прихожей и просидела так, пока окончательно не стемнело.
В голове царила звонкая пустота.
«Не пробуйте вернуться».
Что я делала для того, чтобы перемещаться через зеркала? Просто представляла, куда должна попасть. Когда крошечное зеркальце в руке Ланге освободило нас из подвала Мориса, я представила себе лицо Рено.
Как-то он там? Должно быть, семья наконец-то приняла его, после того, как Рено подтвердил права Генриха и принес своей стране выгодного партнера. Вот и хорошо. Рено всегда казался мне достойным человеком.
Я поднялась и подошла к зеркалу, висевшему в прихожей. Обычное, узкое зеркало, даже без оправы. Ничего особенного, как и во всей моей жизни.
Я ведь ненастоящая волшебница. Я просто психолог, который нашел способ заработка в провинциальном городе. Возможно, все мои приключения были сном или галлюцинацией.
Будь иначе, Генрих бы уже пробовал меня вернуть.
Я провела ладонями по щекам. Да уж, вид у меня усталый, с таким лицом только в королевы, не меньше… Возможно, Генриху сказали, что я умерла. Возможно, Амиль уже придумал, кого подсунуть новому королю для утешения — недаром же предупредил, чтобы я не пробовала вернуться. Я не вписывалась в его планы.
Да и что мне делать рядом с владыкой Аланберга? Быть фавориткой? Тайной любовницей? Короли женятся не по любви, а по долгу. Ради всеобщего блага, как сказал Амиль. И у Генриха будет жена из владыческого семейства. Это только у нас брали проституток из-под солдатских телег и делали императрицами.
Господи, о чем я только думаю. С чего я решила, что это реальность, а не галлюцинация? С чего я взяла, что Генрих не моя выдумка?
Я вдруг подумала, что готова быть кем угодно, лишь бы с ним рядом. Даже если я его придумала. Даже если все это просто сон.
Я дотронулась до зеркала. Прохладное, не слишком-то чистое — давненько я его не протирала. Может, лучше навести порядок в доме, устроить генеральную уборку, а не пытаться схватить то, чего не существует? Может, лучше сходить к психиатру и сказать: «Доктор, у меня галлюцинации и видения»? Скорее всего, я просто ударилась где-то головой — вон сколько раз теряла сознание во время своих приключений.
— Генрих, — прошептала я, пытаясь представить его лицо. Вот он оборачивается, не понимая, откуда его окликнули, вот он смотрит по сторонам, пытаясь увидеть того, кто зовет. — Генрих!
У меня ведь не было машины, за которую так схватились марвинцы. У меня не было ничего, кроме желания еще раз увидеть мужчину, которого я придумала и полюбила.
Звезда Магриба вдруг налилась нежно-голубым светом. Я схватила ее, сжала в кулаке. Не захлебнуться бы в тех чувствах, которые сейчас накрыли меня с головой! Выдержать бы ту надежду, которая соленой морской волной прокатилась по мне!
— Генрих! — крикнула я во весь голос и с ужасом и торжеством увидела, как мое отражение потекло цветными пятнами. Кажется, у меня зашевелились волосы на голове. В квартире стало холодно, изо рта вырывался пар.
— Генрих… — прошептала я и увидела его в отражении. Генрих с надеждой всматривался в зеркало, и я едва не расплакалась от облегчения и счастья. Он был жив, обстановка вокруг него была поистине королевской, и выражение лица Генриха прямо говорило о том, что он достойно завершил одно из самых важных дел в своей жизни.
На меня смотрел король.
— Милли? — растерянно выдохнул Генрих. — Милли! Ты меня слышишь? Ты жива?
— Жива, — ответила я, чувствуя, как лицо расплывается в глупой улыбке до ушей. Вот мы и увиделись. Вот и подошло к концу наше путешествие. — Генрих, как ты?
Генрих рассмеялся и показал мне подвеску на золотой цепочке — солнце с витыми лучами и рубиновыми глазами. Должно быть, знак верховной власти.
— Я вернул Аланберг, — ответил он. — Дядя Олаф сознался в убийстве брата, ну а я чудесно спасся… с помощью одной удивительной волшебницы.
— Ох, Генрих… — я никогда бы не подумала, что можно одновременно улыбаться и захлебываться слезами. Что можно быть настолько счастливой.
Зато Генрих моментально сориентировался и твердо приказал:
— Дай мне руку! Помнишь, как я вытащил тебя в свою камеру?