Нахожу в аптечке пару пакетиков противопростудного средства и растворяю в кружке этот лекарственно-лимонный коктейль. Осушив емкость, промываю нос и без сил падаю на кровать. Состояние с каждой минутой становится все паршивее. Не мешало бы померить температуру, но сил доползти до аптечки, чтобы взять градусник, нет.
Пару минут смотрю в потолок, а потом на телефон приходит сообщение.
Провожу пальцем по экрану, снимая блокировку, а губы сами вырисовывают на лице улыбку.
Вроде одно слово, а на душе становится как-то теплее. Андрей написал именно в тот момент, когда я плохо себя почувствовала. Знаю, что все это глупости и мои придумки… Но ведь это приятно — обманывать себя такой банальщиной, будто он меня чувствует…
«Нет. Но, кажется, заболела. Надо мерить температуру, но вставать с кровати лень».
Нажимаю «отправить» и жду ответ. Но Андрей больше ничего не пишет. В комнате, как и в моей голове, повисает гробовая тишина.
Я уже почти засыпаю, когда в дверь звонят. Настойчивая трель вырывает из царства Морфея получше утреннего будильника.
Засовываю ноги в тапки и, шаркая подошвами по линолеуму, иду открывать.
Проворачиваю ключ на два оборота и тяну дверь на себя.
— Зачем ты пришел? — выдаю вместо приветствия.
— Это тебе, — Андрей вручает мне пакет и без приглашения проходит внутрь.
50— Ты не в меру гостеприимна.
Андрей разувается и, сняв пиджак, перекидывает его через локоть.
Я вжимаюсь в угол, не забыв при этом закрыть дверь. Те секунды, пока он проходится взглядом по прихожей, я просто не дышу. Словно жду от него какого-то вердикта, но Андрей всего лишь поворачивается ко мне. На лице непроницаемая маска. О чем он думает, понять сложно.
— Одна?
— Да, дома никого нет.
Зачем-то уточняю и заглядываю в пакет. Там лекарства и фрукты.
— Спасибо, — вздыхаю, акцентирую взгляд на расстегнутом вороте его черной рубашки. — Чай будешь? — тереблю ручки пакета, окончательно осознавая, что я стесняюсь того, как живу. Раньше такого не было. Я всегда считала, что это только наше с семьей дело, которое никого не касается. Теперь вот с легкостью могу «переобуться».
— Нет.
Андрей подходит ближе, обвивая мою талию рукой. От него вкусно пахнет, но сейчас мой нос поднимает бунт. Любые резкие запахи сводят меня с ума. Раздражают слизистую.
— Я в гости, — кончики его губ заостряются в улыбке.
— Проходи, — киваю, отвечая улыбкой на улыбку.
— Так что там с температурой, ты говорила?
— Не знаю, — пожимаю плечами, — ты меня разбудил. Я немного вырубилась.
В комнате Панкратов аккуратно вешает свой пиджак на спинку стула. Снова осматривается.
— А где плюшевые игрушки, розовые обои и единороги? — вздергивает бровь не без усмешки.
— Что? Ты пересмотрел американских фильмов про подростков, — смеюсь, забираясь с ногами на кровать.
— Температуру меряй, — говоря это, Панкратов становится серьезным.
— Подай вон ту сумку, — тычу пальцем в стоящую на столе косметичку, которую мы уже давно используем под аптечку.
Пока я жду сигнала градусника, Андрей успевает заглянуть в курсовик на открытом ноутбуке и полистать мою тетрадь с расчетами по матану. Его губы при этом растягиваются в усмешке.
— Что? — не выдерживаю. Получается немного резче, чем хотелось. Сама знаю, что с цифрами у меня явные проблемы, и большинство домашних расчетов точно сделаны неправильно. Но видеть его вот такую реакцию…
Пока я борюсь со злостью, градусник сигнализирует о том, что выполнил свою работу. Смотрю на маленький циферблат: тридцать семь и пять. Прекрасно!
— Пересчитай первое, третье, пятое и шестое задание.
Бинго, из шести расчетов верными вышли только два.
— Не думала, что ты разбираешься, — бурчу себе под нос и убираю градусник в футляр.
— А что думала?
Андрей явно забавляется. Смотрит с издевкой. Ждет ответа.
— Ты учишься далеко не на бюджете…
— И это не мешает мне шарить в том, что интересно, — он пожимает плечами и бросает тетрадь на стол.
Я мешкаю. Он, конечно, изрядно задел мое самолюбие. Я привыкла быть первой. По крайней мере в большей части учебных аспектов. Хотя теперь понимание того, что оценки мне зачастую ставят с закрытыми глазами, потому как я активно участвую во всей вузовской самодеятельности и привожу разные награды с конкурсов, немного гложет.
— Ты любишь цифры? — останавливаюсь за его спиной.
— Нет. Я просто их понимаю, да и вечно зависеть от отца не стоит в моих планах на будущее.
Чуть прикусываю кончик языка, понимая, что минуту назад ляпнула несусветную глупость. Конечно, Андрей полон амбиций, было бы странно, думай он иначе. С его-то характером.
— Извини, я не хотела тебя обидеть. Просто, когда я болею, становлюсь слишком агрессивной.
Я стою за его спиной и без колебаний кладу руки на мужские плечи.
— Поможешь? — кусаю нижнюю губу, практически переставая дышать.
— Сдавать когда?
— Послезавтра.
— Тогда потом.
Андрей разворачивается чуть быстрее, чем я успеваю это осознать. Секунда — и уже сижу на его коленях.
— Ой, — вздрагиваю, аккуратно возвращая свои ладошки на его плечи.
Его губы в паре миллиметров от моих. Так близко. Так желанно.
— Я заразная. У меня температура, — трогаю свой лоб, задевая костяшками пальцев и его лицо тоже.
— Официальный предлог не целоваться?
— Просто предупреждение: если через день сляжешь с какой-нибудь ангиной, ко мне никаких претензий.
— Без проблем.
Андрей фиксирует мой затылок своей раскрытой ладонью. Целует без промедления.
Меня затягивает в пучину этой сумасшедшей одержимости. Я все охотней признаю, что нуждаюсь в нем. Брошенные маме в запале слова о влюбленности обретают смысл. Мне кажется, я и правда влюбляюсь.
Отвечаю на его ласки. Растворяюсь в моменте. Поцелуй становится горячее, как и моя кожа. Теперь сложно разобрать, что это, непреодолимое желание или просто температура. Мне жарко. Агония, бушующая внутри, стирает абсолютно все границы.
Тонкая белая майка оказывается на полу. Я снимаю ее сама.