— Вот так гораздо лучше. И теплее будет спать.
Сергей пошел на кухню, откупорил бутылку красного вина, купленную к ужину, взял бокалы и вернулся к Саше. Тот сидел всё так же.
— Послушай, — начал Сергей, — давай выпьем немного, тебе полегче станет, и мы поговорим тогда. Просто поговорим, больше ничего. Хочешь, я тебе свои фотографии покажу? Где я ещё танцую? Вот, возьми. — Сергей налил полный бокал и протянул Саше.
— Я не пью совсем.
— Это не крепкое, ты попробуй, не понравится — не будешь, я же не заставляю. —
Сергей отдал Саше бокал, потом налил и себе. — Ну, за нашу встречу в Питере.
Они выпили. Вино сразу согрело Сашу, и вправду стало легче, но вместе с тем волнение усилилось. Он быстро потерял контроль над собой, и если бы застенчивость не превозмогала желание, повис бы у Сергея на шее.
— Давай попробуем ещё раз, — сказал Сергей, — просто не думай о том, что было, что мы знаем друг друга. Могли мы на улице познакомиться? Разве нет?
— Нет. Я в Питер к тебе приехал, понимаешь, к тебе. Я хотел всё рассказать, ты не поверишь, как мне стыдно было читать твои письма, особенно то, где ты сказал, что будешь ждать. Я думал, представлял тебя, как ты ждёшь. Это было невыносимо, и ты ведь не виноват, только я! Я думал о том, как это нечестно по отношению к тебе, как подло — я всё знаю, а ты ничего. А сказать правду не мог, в письме — никак. Если бы ты получил такое письмо — перестал бы со мной общаться, я знаю… и никогда больше… никогда-никогда…
— Малыш… ну не надо… — Сергей забрал у Саши бокал и поставил оба — и его, и свой — на журнальный столик у дивана, потом сел рядом с Сашей. — Не надо, прошу тебя.
Он обнял Сашу, просто обнял, ничего больше. И от этого Саша сразу успокоился. Некоторое время они сидели так и смотрели на огонь. Потом Сергей вздохнул и заговорил.
— Ты приехал и всё рассказал мне, значит, все исправил. Теперь мы не будем вспоминать ошибки. Ладно? Я всё понял. Правду говорить очень трудно, по себе знаю, а ты сказал.
— Как же, сказал! Ты из меня её вытряс, — засмеялся Саша. — А почему ты меня не побил?
— Пожалел.
— Почему?
— Сам не знаю, стоило бы, конечно, но пожалел, ты такой… — Сергей подбирал слово. Саша перестал смеяться и смотрел на губы Сергея. — …беззащитный, — тихо закончил мысль Сергей. — Всё ещё хочешь уйти?
— Нет.
— И я не хочу отпускать тебя. Это неправильно.
Из слов Сергея не понять было, что «неправильно» — отпустить Сашу или удержать. Саша предпочёл бы второе. Он не представлял, как может уйти сейчас, когда непосильный груз лжи свалился с его совести, а Сергей — вот он, рядом, близко…
— Поцелуй меня ещё раз, — попросил Саша.
— А потом? — Сергей отстранился немного и провёл большим пальцем по Сашиным губам. — Ты ведь знаешь, что я не смогу остановиться потом.
— Знаю… А разве надо?
— Было бы лучше для тебя.
— А для тебя?
— Для меня — не знаю, сейчас мне трудно думать, ты слишком близко.
— Поцелуй…
Сергей наклонился к Сашиным губам. Это было уже совсем другое прикосновение — нежное и долгое. Было страшно, так страшно и стыдно, потому что запретное! И невозможно остановиться. Саше казалось, если Сергей сейчас прекратит, то невыносимое горячее и болезненное нечто разорвет его изнутри. Сердце колотилось, Сашу выгибало, он замер, не знал, что нужно сделать в ответ, и только дрожал в руках Сергея.
— Идём в спальню, — сказал Сергей, на секунду прерывая поцелуй, — идём, — а сам снова и снова целовал и обнимал теснее. Саша закрыл глаза, он не понимал себя, своего тела, хотелось громко стонать, было трудно вдохнуть, и сердце билось часто-часто, а внутри всё стягивалось в тугой узел мучительного желания. После такого обычно наступало страшное разочарование, вообще не хотелось жить. Саша никогда не касался себя там, это было под страшным запретом, непреодолимое табу.
Саша заплакал, Сергей губами стирал слезы с его щек.
— Бедный малыш, ну что ты? Всё хорошо… я же с тобой…
— Серёжа… я… не могу больше, — задыхался Саша, — не могу так…
— Я знаю… сейчас.
Пальцы Сергея быстро справились с пуговицами и прягой Сашиного ремня, теперь под руками вздрагивало и трепетало от прикосновений влажное тело. Сергей стал целовать плечи и грудь Саши и уже не видел его запрокинутого бледного лица, а только слышал короткие стоны и чувствовал под губами удары сердца.
В первый раз Сергей переживал такое: когда собственное желание не имело значения, но стремление отдать любовь другому порождало такое сильное и горячее чувство, так возбуждало, что, казалось, одного лёгкого прикосновения будет достаточно, чтобы достичь вершины. Но Сергей не думал о себе.
Этот мальчик, который сейчас был полностью в его власти, страдал и томился в стремлении к неизведанному. И Сергей медленно и осторожно подводил Сашу к той грани, где реальность теряет свои очертания.
— Расслабься и дай мне помочь тебе, — шептал Сергей, снова поднимаясь и целуя Сашу в губы.
Теперь он целовал его глубоко, с языком, а рука опускалась по Сашиной груди и животу ниже.
Пальцы крепко, но не грубо обхватили напряженную плоть и стали сжимать и двигаться вверх и к основанию. Саша громко застонал. Жаркие полураскрытые губы пытались отвечать на поцелуи Сергея, но не умели.
— Не думай ни о чём, что бы я ни делал, — повторял Сергей тихо, — нет запретного, все можно, это любовь, малыш… хочу взять тебя всего.
— Серёжа… мне плохо… голова кружится, — с трудом отвечал Саша.
— Сейчас… давай разденемся, ты и я… я помогу тебе.
Сергей хотел всем телом ощутить это, обнять Сашу обнаженным, прижаться к нему, тереться об него членом и тоже получить освобождение, но потом… Сначала он хотел губами прикоснуться к горячей плоти и чтобы Саша отдался ему в первый раз. Узнать его вкус, сделать его совсем своим, чтобы потом никогда не отпускать от себя и никому не отдавать.
Они разделись, Саша не смущался, он был за гранью, в другом измерении, Сергей сказал — нет запретного, освободил то, что Саша заталкивал в самые дальние углы сознания, заваливал камнями здравого смысла и морали, пинал и затаптывал. Его второе «я» — невинное, беззащитное — корчилось в муках и трепетало под руками Сергея.
