Он перекатился на спину, чувствуя липкую кровь на пальцах и промокшей рубашке, и приподнялся на локте, чтобы разглядеть человека, сидевшего в кресле, свесив руки по бокам. Голова была неестественно откинута назад. Человек не может так запрокинуть голову, но у сидящего не оказалось затылка. Сзади на стене мокро поблескивали разлетевшиеся веером кусочки мозгового вещества, мелкие осколки костей и прилипшие волосы. Пистолет лежал на полу возле кресла под неподвижно висящей рукой.
Застыв на пороге, консьержка истерически кричала, схватившись за голову. Раффин стоял чуть в стороне с лицом белым, как мел Шампани.
III
Энцо слышал ноющий писк перезаряжаемой после каждого фотоснимка вспышки и резкий треск нового кадра. Как сквозь вату, до него доносилось приглушенное бормотание и шаги вокруг. Что-то упало на пол, и неожиданно громко послышалось чье-то проклятие.
Раффин бегал взад-вперед перед окном, тараторя по сотовому. Он успел сделать несколько звонков, но Энцо почти не обращал на него внимания — случившееся повергло его в шок. Кровь высохла, превратившись в ржаво-коричневую корку на коже. Подобно леди Макбет, Энцо безумно хотелось отмыть руки дочиста. Рубашка тоже подсохла — спереди коробились отвратительные коричневые пятна. Несмотря на теплую парижскую ночь, Энцо била дрожь. Ему требовалось стащить с себя эту одежду, встать под горячий душ и смыть чужую кровь вместе с «незабываемыми ощущениями».
Двое мужчин в гостиной были мертвы. В одном из них опознали Филиппа Рока.
Прибыла бригада уголовного розыска. Энцо и Раффину предложили подождать в гостевой спальне. С ними никто не говорил и ни о чем не спрашивал. Находившаяся на грани истерики консьержка неестественно пронзительным голосом подробно изложила все события вечера, начиная с той минуты, как они позвонили у ворот дома.
Дверь спальни открылась, и на пороге появился тот самый полицейский в штатском, который прилетал в Отвилье с судьей Лелоном. Энцо ощутил почти физическое давление недоброго пристального взгляда.
— Кто вам разрешил звонить? — резко спросил он Раффина.
Журналист нажал кнопку отбоя и сунул телефон в карман.
— На это мне не нужно вашего разрешения.
— Ошибаетесь. — Полицейский прикрыл за собой дверь. — С этой минуты вы и дышать будете с моего разрешения.
— Иначе отберете воздух? А право на это у вас есть? — не сдавался Раффин. — Мы что, арестованы?
— Это, кстати, легко организовать. В данный момент вы помогаете нам в расследовании двух подозрительных смертей.
— Убийств, — поправил Раффин.
— Это одна из версий.
— А другая? — хмыкнул Энцо.
— Любовная ссора. Люк Видаль жил у Филиппа Рока почти девять месяцев. Между ними произошло бурное выяснение отношений, и Видаль выстрелил Року в лицо, а затем в приступе раскаяния сел, сунул ствол в рот и снес себе полголовы.
— Судя по всему, этой версии вы и придерживаетесь, — не удержался Раффин.
— Я ничего не придерживаюсь. — Детектив сунул руки в карманы и прислонился к стене. — Я жду результатов вскрытия и отчета криминалистов. А пока хочу услышать ваш рассказ о том, что вы здесь делали. — Не дождавшись ответа, он пояснил: — Мсье Рок был гомосексуалистом и не делал из этого тайны. Естественно, они с любовником часто приглашали гостей…
У Энцо не было настроения для игр.
— Вы отлично знаете, почему мы здесь. Имена Филиппа Рока и Гуго д’Отвилье всплыли в связи с предметами, найденными вместе с останками Жака Гейяра.
— Только, похоже, мы опять вычислили это раньше вас, — съязвил Раффин. — Что неудивительно.
— Отлично. — Детектив гибким движением оттолкнулся от стены и протянул Раффину руку ладонью вверх. — Я забираю ваш мобильный.
— С какой стати?
— Это вам судья Лелон объяснит при встрече. Он у нас очень не любит вмешательства в полицейское расследование. От себя добавлю — мы легко можем предъявить вам обвинения в препятствовании правосудию и утаивании важных сведений. — Он открыл дверь и что-то крикнул в коридор. На пороге появился полицейский в форме. — Отвезите джентльменов на набережную Орфевр. Ночлег за счет республики, господа. А сейчас все-таки попрошу ваш телефон, мсье Раффин.
IV
Полицейские камеры для уголовников находятся на предпоследнем этаже дома номер тридцать шесть на набережной Орфевр — выше сидят задержанные Brigade des Stups, отделом по борьбе с наркотиками. Камеры глухие, без окон, одна стена из прочного плексигласа. Из темной комнаты по другую сторону можно наблюдать за заключенными хоть круглые сутки.
Энцо и Раффина посадили в разные камеры. В полицейской машине журналист наскоро инструктировал Маклеода:
— Нас могут держать en garde a vue[55]только двадцать четыре часа. — Тут он замялся. — Если, конечно, судья Лелон не подпишет продление срока. — Он виновато посмотрел на Энцо: — Тогда будем сидеть двое суток.
Прошло почти два часа. Время мучительно медленно тянулось под беспощадным светом ярких флуоресцентных ламп. Даже не пропади у него сон, Маклеод все равно не смог бы заснуть. Раз или два за плексигласовой стенкой двигались тени, но разглядеть, кто пришел на него посмотреть, было невозможно. Энцо сидел согнувшись на краю жесткой койки, поставив локти на колени. У него забрали ремень и обувь, но оставили в окровавленной рубашке. Он стянул ее через голову и швырнул в дальний угол камеры, где она осталась лежать на полу. К счастью, ему позволили вымыть руки — он был грязный как черт знает что, буквально по локти в крови. Обнаженный до пояса, без ботинок, в одних носках, Маклеод чувствовал себя уязвимым и слабым.
Он еще не вполне пришел в себя от вида половины мертвого лица и начисто снесенного затылка. Три трупа в один день. Двое связанных с убийством Гейяра. Энцо чувствовал, что несет частичную ответственность за эти смерти. Ему было физически плохо. Собственное отражение в плексигласе казалось призраком, глядящим из страшного зазеркалья, где обитают тени убитых.
Дверь камеры открылась, и на секунду Энцо показалось, что у него начались галлюцинации. В дверном проеме, как в длинной раме, появилась женщина в вечернем платье кремового шелка, оставлявшем открытыми грудь и плечи. Контраст с черными локонами, спускавшимися на сияющую кожу, и подвеской из черного опала на тонкой цепочке завораживал. Полные губы, накрашенные алой помадой, были чуть выпячены, словно их обладательница о чем-то размышляла, и между сведенными бровями виднелась вертикальная морщинка.
— Вы испортили мне праздник. — Ее взгляд подчеркнуто медленно прошелся по черным с проседью курчавым волосам на груди Маклеода. — Меня вытащили с вечеринки в начале первого!
— Мне так жаль, мадам… — Энцо не смог скрыть сарказма.
