А впереди синяя точка. Она медленно приближается, потом все быстрее. Становится больше, фигурнее.
Я почти дошла до вокзала, кто же знал, что именно по этой дороге пойдет Он.
Сердце отсчитывает удары звуками быстрых шагов по асфальту. Шагов Максима. Значит его выпустили.
Это ведь хорошо, значит все было не напрасно?
Эта мысль настолько радостная и светлая, что я даже улыбаюсь бегущему на меня Максиму. А потом приходит осознание. Давит на шею невидимым ремнем. Заставляет видеть все в черном-белом свете.
Неважно, напрасно или нет. Суть в том, что моя любовь запретна. Она не может существовать в реальности. Только в моей фантазии. Только в мечтах.
Иллюзия.
— Лана, — выдыхает Максим со смехом. Такой радостный и воодушевленный, что становится завидно.
Как же хочется все забыть. Просто не знать правды. Ложь прекрасна в своей попытке защитить неокрепшие умы от реальности.
Я столько лет жила в замке, не боялась чудовищ, обитающих за его пределами. Даже не подозревала, что самое страшное под моим носом. Ждало своего часа.
— Лана, — повторяет Максим уже спокойнее, ласково. Хватает меня в охапку и кружит, кружит, кружит.
И я запомню его таким.
Красивым, уставшим, скалящимся от счастья во все тридцать два.
— Я знал, что ты меня не бросишь! Блять, я же знал, знал, что не ошибся в тебе.
От его слов захотелось просто разрыдаться… Все рассказать и не увидеть на лице отвращения.
Но оно будет. Это неизбежно.
Также неизбежно, как наше расставание.
Наверное, поэтому я почти не думаю. Смотрю на его такую твердую линию лица, прямой нос, острые скулы и не вижу сходства. Разве что черные волосы.
Сглатываю острое желание уложить его прямо сейчас и здесь, забыться в его руках и жестком теле.
Руками хватаю лицо и с болезненным стоном «Люблю» касаюсь губ. И это так больно. Грудь рвет на части, тело прошибает ток неправильного запретного, по-настоящему огненного желания. Целую глубоко, настойчиво, не даю возможности глотнуть и порции воздуха. Только так. Только губы в губы, язык к языку. Без остановки. Словно через секунду нас не станет. Словно последние выжившие на земле.
А воздух все гуще, пряное желание все ярче, вспышкой проникает в мозг, выжигает все мерзкое, что было со мной. Хочу задохнуться в его запахе. Последний раз содрогнуться от удовольствия. На несколько секунд забыть, кто он. Кто он мне. Кто я. Хочу вжаться в его тело, наполнится его силой, заставить навсегда запомнить меня такой.
Вот такой, а не той размазней как меня опишет Андронов. Я уверена. Все будет в красках.
А Максим пусть запомнит меня такой. Все еще живой, все еще… не сестрой.
Чувствую, как в поцелуй вмешиваются мои слезы, а между упирается стояк.
С ужасом отстраняюсь, часто дышу и не переставая смотрю в глаза Максима. Он словно мой маяк, только к нему моя дорога. И вот он рушится. Исчезает в бескрайнем океане реальности, оставляя меня одну.
— Лана, — как-то невесело смеется Максим. — Ты меня пугаешь.
— Я сама себя пугаю, — поднимаю брошенный в порыве чувств рюкзак и закрываю глаза. Упираюсь рукой в грудь Максима.
— Не надо.
— Не понял, — выражение лица меняется в считанные секунды, как будто он снял маску. Превратился в того, с кем я познакомилась…. Пытаюсь осознать время. Две недели. Всего две недели моей жизни изменили все к чертям. Теперь я беспризорница. Никто.
— Да прекрати ты думать, поговори со мной! Что случилось?!
— Много всего.
— Ну… — он проводит рукой по волосам. — А подробнее.
— Ты сел в тюрьму, я попросила отца тебя вытащить.
Краткая версия, надо же.
Он поджимает губы, отводит взгляд и кивает.
— Да, мне сказали. Сильно лютовал? Теперь все хорошо?
Даже смешно, как наивно сейчас звучат его слова. Он все еще мальчик, верящий в деда мороза, а я опытная шлюха, этому деду морозу отсасывающая.
— Ничего не хорошо, Максим.
— Мы…
— И мы больше существует. Мне нужно идти.
Он конечно так не оставит это. Тут же догоняет, разворачивает и… получает удар по щеке. Совершенно незаслуженный, но так он быстрее осознает.
— Уходи Максим! — говорю через плечо и шагаю быстрее.
— Да с какого хера я должен уйти?! — орет мне в догонку.
Снова догоняет, и снова получает удар.
— Ты совсем ебнулась, Лана! Что происходит?! Скажи! Мы разберемся!
— Мы разберемся… — смеюсь я в голос и слышу за спиной шаги. — Кто мы, Макс?! Мы никто! В том-то и дело! Две заряженные частицы, которым не суждено быть вместе.
— Что за чушь?! — орет он на меня, поворачивает, встряхивает. — Пока мы этого хотим, мы будем вместе.
Впечатывается в мой рот и мне хочется поцеловать его в ответ, очень хочется. Но вместо этого я поднимаю колено. И резко бью его между ног.
— Мы никто! — кричу ему, пока он охает от боли и сгибается пополам. — Насекомые! И всегда, всегда будет тот, кто нас раздавит! Не смей ходить за мной. Не смей меня догонять!
Последнее кричу, уже разворачиваясь, уже срываясь на бег и прикидывая, когда Максим придет в себя и ослушается.
Через пару минут слышу шорох одежды и удары подошв об асфальт. Не оборачиваюсь и прибавляю ходу.
Нельзя, чтобы он меня догнал. Нельзя! Я не хочу говорить ему правду, я не хочу видеть его выражение лица. Я не хочу потом осознавать, как легко его любовь превратилась в ненависть.
Так же легко, как моя влюбленность превратилась в безумие. Так же легко, как я стала из дочки мэра — шлюхой.
Бегу из последних сил, чувствуя, как открывается второе дыхание.
А Максим почти выдыхается. Сутки в тюрьме ослабили. А синяк на лице говорит о том, что его избивали.
За спиной ветер разносит крик «Лана», но я не оборачиваюсь. Бегу.
На вокзале суматоха, и я легко теряюсь в толпе и покупаю билет на электричку.
Вбегаю на перрон.
До отправления минута.
И как раз в тот момент, когда дверь вагона закрылась на лестнице появляется Максим. Каким-то чутьем замечает меня в стекле двери и сбегает вниз.
Перепрыгивает через две ступени и в мгновение ока оказывается передо мной.
Кулак стучит по стеклу, но состав уже трогается, и я слышу сквозь барьер
— Лана! Я не понимаю! Лана, детка! Лана, сука! Я найду тебя и буду трахать, пока ты все мне не расскажешь!
Я качаю головой, смотрю как он бежит на пределе сил за электричкой, но вдруг падает и катится по перрону.
