– Значит, ты станешь золотистой кошечкой, – промурлыкал Фрэнк мне на ухо.
– Скорее – жёлтой, – хмыкнула я.
– А у меня никакого «ночного зрения» не появляется. Наоборот, краски пропадают. Я становлюсь самой обыкновенной собакой. Ничего необычного.
– Ты считаешь, что оборачиваясь практически с рождения, остаёшься обычной? – покачал головой Дуглас. – Ты – маленькое чудо, поверь. Ничего подобного мы никогда не встречали.
– Значит, говоришь, директор сам тебя сюда отправил? – спросил Дэн. Похоже, эта мысль не давала ему покоя.
– Да. Мама мне всегда говорила, что никто-никто не должен знать, что я такая особенная. Она часто возила меня куда-нибудь в безлюдное место, чтобы я могла там превратиться и побегать, но там, где меня могли увидеть, этого делать было нельзя. Поэтому в приюте я не превращалась, знала, что опасно. А потом заболела. Простыла. И ночью мне стало очень-очень холодно, меня всю трясло, а одеяло было тонкое, я не могла согреться. И я подумала, что если я превращусь ночью, то никто не узнает, я же лежала в изоляторе, одна. А я смогу согреться. Я не знала, что там установлена видеокамера, а директор станет просматривать запись. Я до сих пор не знаю, зачем он смотрел её, но он увидел, как я превращаюсь. А вскоре пришли люди, мужчина и женщина, и директор сказал всем, что это мои дальние родственники, и они меня нашли и хотят усыновить. Я обрадовалась – мне надоело жить в приюте, я хотела в семью...
– Но как ты узнала, что тебя именно директор отдал? – спросила я. – Может, эти люди его обманули? Знаешь, и меня, и мою родственницу Гвенни тоже похитили прямо из школы. Меня – якобы агенты ФБР увезли на допрос, как свидетельницу преступления. А за Гвенни приехали на «Скорой», и забрали «в карантин», поскольку она была якобы носительницей «страшного вируса». И нас отдавали, веря этим людям.
– Может быть, ваших учителей и обманывали, а мой директор сам меня отдал. А спектакль с нашедшимися родственниками был для остальных воспитателей, чтобы шум не подняли.
– Откуда ты это знаешь? – спросил Фрэнк. – Они сами тебе сказали?
– Нет. Со мной они не говорили. Ну, сначала посюсюкали в кабинете директора, где нас познакомили, говорили, как рады, что меня нашли, что мне у них понравится, и много всего ещё. Куклу подарили. Красивую. Мягкую такую. Я, правда, поверила...
– А когда же ты поняла, что это ложь? – спросил Роб.
– Когда мы уже сидели в машине, директор подошёл, отдал им диск и сказал: «Здесь всё записано. Делайте с этим чудовищем что хотите». Я не сразу поняла, о чём он, а потом мне вдруг сделали укол, и я уснула, а проснулась уже в комнате с решётками, а врачи стали меня изучать. Сначала я пыталась скрыть, что умею, но мне показали видеозапись, ту, из изолятора, и я поняла, что нет смысла отпираться. Они говорили, что я удивительная, и они хотят меня получше узнать. И помочь мне. И я им верила. Пока не услышала про пе-ре-па-ри-ро-ва-ние. И тогда поняла, что никто вовсе не хотел мне помогать, а меня хотят разрезать, как лягушку. В приюте Линси, она уже большая, ей уже четырнадцать лет, рассказывала, как они на уроке биологии резали лягушку, чтобы посмотреть, что у неё внутри. Она тоже говорила это слово – пе-ре-па-ри-ро-вать. И я поняла, что для этих людей я такая же лягушка.
На глазах девочки выступили слезы, но она сердито смахнула их рукой. Я чуть крепче сжала её ладошку, которую так и держала в своей руке.
– Больше никто не будет тебя обижать! – пообещала я.
– Да, вы хорошие, – кивнула Стейси. – Я же слушала всё, что вы здесь говорили, и поняла, что вы не обижаете, а спасаете. И раз вы сами необычные, то и меня не станете считать чудовищем.
– Нет, конечно, нет! – покачал головой Дэн. – Ты теперь среди своих.
А я задумалась, что же будет теперь с этой малышкой. Родных у неё нет, точнее тех, кто мог бы о ней позаботиться. Для меня это было дико – семья для нас была самым важным, а дети – самым драгоценным в жизни. Если один из родственников попадал в беду – на выручку спешили все. И если бы кто-то из наших детей осиротел – желающих его воспитывать нашлось бы немало. Впрочем, далеко ходить за примером не нужно – дед регулярно подбрасывал дяде Гейбу своих детей, а тот их растил, как своих, а вся семья помогала. Наверное, остальные родственники Стейси такие же, как мой дед Алекс.
– Что же теперь с тобой делать? – протянула я, задумчиво глядя на Стейси. Потом оглянулась на мужчин. – Её нельзя возвращать обратно.
– Никто и не собирается, – покачал головой Дэн. – Мы что-нибудь придумаем.
– Я вот что подумала… – робко проговорила Стейси, глядя на дядю Ричарда. – Вы сказали, что ваши женщины брали на воспитание сироток? Но теперь не делают этого, потому что нужно хранить тайну, так?
– Всё верно, – кивнул он.
– Но я уже знаю вашу тайну. Так, может быть, кто-нибудь из них захочет меня взять? Раз я тоже оборотень? Я буду послушной. И могу убираться, мыть посуду, поливать цветы. И ем я совсем мало. Я могу спать на чердаке. А ещё... ещё... ещё я дом могу охранять от воров!
– Стейси, успокойся, – я остановила отчаянный монолог девочки, потому что моё сердце готово было разорваться от жалости. – Конечно, мы возьмём тебя с собой. Я просто уверена, что у нас в семье найдётся множество желающих назвать тебя своей дочерью.
Я оглянулась на дядю Ричарда. После дяди Гейба он был самым старшим в семье – дед Алекс не в счёт, – и, в его отсутствие, обычно был за главного. И с облегчением увидела, как он подтверждающе кивает с доброй улыбкой. Вот и славно, значит, я не слишком много на себя взяла, говоря от имени всей семьи.
– Спасибо, спасибо! – девочка кинулась мне на шею, отчаянно бормоча. – От меня совсем-совсем проблем не будет, обещаю!
Я тоже обняла Стейси в ответ, стараясь не зашипеть от боли – ногу она мне всё же задела, и довольно сильно. Но, видимо, всё же услышав мой судорожный вздох, она резко отпрянула, испуганно глядя на меня.
– Прости, прости! – её губы задрожали, на глазах выступили слезы. – Я забыла.
– Ничего, – сделав пару глубоких вдохов, криво улыбнулась ей я. – Я и сама порой забывала, заживает быстро. Сейчас пройдёт.
Наверное. Хотелось бы в это верить. Но ребёнок, действительно, не виноват, это случайность. Так что не стоит её корить, она и так уже чуть не плачет.
– Эй, к чему слезы? – Дэн аккуратно погладил девочку по кудряшкам. – Ники же сказала, что ничего страшного не случилось.
– Я сказала, что со мной не будет проблем, – всхлипнула девочка. – А сама уже натворила бед. Простите.
– Имей в виду, – улыбнулся ей Дуглас. – Мы всё равно заберём тебя в Долину, что бы ты ни сделала. Здесь не оставим и в приют не сдадим. Если, конечно, ты именно этого опасаешься.
– Правда? – девочка робко улыбнулась сквозь слезы.
– Конечно, правда, – кивнул Ричард. – Ты теперь одна из нас, а в нашей семье детей не бросают, даже если они что-нибудь нечаянно натворят.
