Лорд Аринский придвинул свой стул вплотную к моему, склонился к самому уху и тихонько шепнул:
— Послушаем пару песен и уйдем в закрытый кабинет.
Я величественно кивнула, почти физически чувствуя десятки пар глаз.
— Этот день — лучший в моей жизни, о Справедливейшая! — Заявил менестрель и улыбнулся еще более радостно, у меня возникло впечатление, что его челюсть сейчас просто вывернется! — И с позволения моей любимой публики, первая песня — Ведьма и Охотник!
Аплодировали все, включая Дамиана, который провокационно улыбнулся и радостно объявил:
— Это моя любимая, между прочим!
И я села еще ровнее, хотя до того казалось, что это невозможно, и прислушалась к низкому и бархатному голосу, который под мелодичное пение своего инструмента рассказывал историю.
Говорили — в груди инквизитора
Сердце каменное не бьется.
Говорили — в груди инквизитора
Горе огнем не жжется.
Я — охотник, но жутко болит душа:
В горячих муках душа моя корчится:
И с каждым днем тяжелее дышать -
Это в груди горит одиночество.
Нет покоя, когда приходит ночь.
Боль мою никто не разделит поровну -
Никто не избавит от проклятий и порч,
На страдания каменносердцева все равно.
Ведьме нельзя смотреть в глаза,
Нельзя слушать тихий чар ее шепот -
Обнимет любовью нежной лоза,
Что на деле тернистый с иглами обод.
Инквизитор, ведьмою проклятый,
Перестал разжигать костер.
Охотник, ведьминой магией обнятый,
Вынес последний себе приговор.
Ты ребенком малым была,
Когда получила клеймо: "Преступница".
Ты невинна тогда была,
Пусть с кровавыми рваными юбками.
Я увидел в глазах ответ.
Я увидел в тебе свое одиночество.
Между нами не будет виндетт,
Считай, что это — мое пророчество.
Считай, что ныне Охотник — покорный раб.
Считай, что сложил я свое оружие.
Можешь считать, что я слишком слаб,
Глядя на попытки бороться мои неуклюжие.
Только помни, что в мире под небом с тобой одним,
Живет рядом тобою проклятый
Инквизитор, что навсегда сохранит,
Кольцо — дар тобою жестоко отвергнутый…
Музыка плавно перетекла в другую мелодию, и менестрель без остановки тут же поведал историю моей жизни, так что после первой песни мы не ушли. Я сидела, глядя в никуда и слушала строки, наполненные и правдой, и ложью одновременно. Если верить тексту, то я родилась в семье слабейшей ведьмы в истории и была столь же немощной, но кровь отца (то ли бога, то ли короля) заставляла меня идти к величию. И вот я, лишившись и без того слабой опоры в виде матери, попала к мерзкому чудовищу, которое пыталось меня сломать. Но умер, потому что я, хоть и добрая, но справедливо жестокая. Именно после того, как убила того, кто пытался меня снасильничать, была отправлена в школу, где обучали малолетних ведьм-маньячек. В итоге быстро подмяла их под себя и перевоспитала всех до единой, что напугало Верховную Ядвигу.
Тут случился новый переход, и залу поведали о том, как я поругалась с Верховной, отказываясь убить инквизитора, что отрекся от своей клятвы королю (Когда только успел?!). В песне я призналась, что без памяти влюблена в Аринского, хотя изначально ненавидела его всей своей доброй, но справедливо-жестокой душой. Естественно, менестрель поведал и о том, что дом Верховной разрушила я. После того, как она жестоко убила мою подругу по академии.
"Веда, дуйте в какую-нибудь таверну, послушайте, что поют менестрели."
"Уже знаю, Лиам рассказал, что вчера вечером был на представлении, где достоверно разыгрывались сцены из нашей жизни. Попытаться остановить?"
"Нет. Попробуй сделать так, чтобы артисты поверили в невиновность Мары. Обвиняют ее, потому что Ядвига хочет меня убрать. И да, помнишь письмо Тихниса?"
"Про новую эру, в которую верят все ведьмы вне Ковенов?"
"Да. Я хочу, чтобы предсказание той ведьмы связали со мной. Об этом должны говорить все и постоянно. Ни у одной свободной от уз ведьмы не должно остаться сомнений в том, что именно я поведу всех за собой в светлое будущее."
"А Мара?"
"На десять лет спрячем ее у темных, а потом вернем. Срок преследования как раз истечет."
"Принято." — Ведана была недовольна, что придется расстаться с сестрой так надолго, но прекрасно понимала, что это — наш единственный выход.
— Ты обещал отдельный зал.
Дамиан кивнул, улыбаясь, будто только что лично мне серенаду спел. Эльфийка, утирая слезы, с удовольствием отвела нас на второй этаж, где располагались огороженные отдельные кабинки. Обед подали туда, и я, как ни странно, даже поела, почему-то разнервничавшись от внимания, которое досталось мне внизу.
— Ты не имеешь отношения к возникнувшей шумихе. — Убежденно произнес инквизитор. — Не то чтобы я сомневался в этом, но сейчас убедился.
— Не имею. — Я кивнула. — Но не могу сказать, что это мне невыгодно. Теперь буду использовать. Спасибо, что рассказал и показал.
Аринский прищурился, довольно улыбаясь и процитировал:
"Считай, что ныне Охотник — покорный раб.
Считай, что сложил я свое оружие.
Можешь считать, что я слишком слаб,
Глядя на попытки бороться мои неуклюжие."
— Я считала тебя жестокой сволочью, бабником, шантажистом… Да много кем нехорошим. Но никогда — слабым. — Я покачала головой, делая глоток вина. — А кольцо я отвергаю по вполне реальной причине, а не потому что я — жестокая ведьма, которая наслаждается чужой болью.
— Чтобы стать Верховной, тебе нужно разбить пять мужских сердец.
— На самом деле необязательно. Тетя говорила, что это правило переврали. В действительности, я должна получить пять мужчин, готовых умереть за меня. Или из-за меня.
— Двое уже есть. Бывший опекун и его сын.
— Да. — Ведьма досадливо поморщилась. — Третий — Делири. Четвертый — Лиам. Пятый — …
— Я. — Аринский кивнул. — Приворот снят, проклятья нет, так что мои чувства — реальны.
— Эмоциональная привязка. — Я фыркнула. — Ты привык любить меня, чтобы избавиться от этой привычки нужно время или жесткий разрыв привязки — шок, болезненный удар.
— Ложь. Это ложь, и ты понимаешь это. Если бы дело было в побочном действии твоего приворота, тебя бы тут не было. Верно? Ты не унизила бы себя свиданием с мужчиной, который привязан к тебе магически.
