— Леди, с которой я видела тебя в «Гули». Ну та, изМолодежной лиги.
— Как ты догадалась, что она работает именно вМолодежной лиге? — в голосе Джона слышалось неподдельное изумление. —Вы знаете друг друга?
Элизабет ничего не говорила ему об этом.
— Вовсе нет. Просто это написано у нее на лбу. Кстати,она похожа на твою жену. Я имею в виду Энн.
— Да, похожа. — Джон вдруг рассмеялся и поспешилдобавить: — Если честно, Элизабет Уильяме до чертиков мне надоела.
Пожалуй, такое признание могло бы стать первым шагом кдальнейшей дружбе. Ведь именно это ему нужно теперь от Фионы Монаган, как всевремя пытался убедить себя Джон.
— О, мне очень жаль, — Фиона ненавидела себя заэто, но ей было приятно услышать слова Джона. — Она отлично выглядит…
— Ты тоже. Там, у «Гули», ты выглядела простовосхитительно. А что ты делаешь в Париже?
— Пишу. Романы. Этим летом я закончила первый, анедавно приступила ко второму. Мне нравится это. Я приезжала в Нью-Йорк, чтобынайти литературного агента.
— Нашла? — Джону было действительно интересно.Все, связанное с этой женщиной, всегда интриговало его. Он по-прежнему считалФиону Монаган потрясающей, и она оправдывала это мнение. И на этот раз тоже.
— Я подписала контракт с Эндрю Пейджем.
— Звучит впечатляюще. Он уже продал права на твойроман?
— Нет, но я уже получила первый отказ. Теперь могуофициально считаться писателем.
Фиона была уверена, что ее ожидает впереди еще не одинотказ, но Эндрю Пейдж был настроен оптимистичнее. Он не сомневался, что романФионы Монаган удастся продать довольно быстро.
— Почему бы нам не обсудить все это за ленчем? А топереговорим обо всем по телефону и разговаривать больше будет не о чем.
Фиона вообще не была уверена, что им есть, о чемразговаривать.
— Встретимся у «Вольтера» или предпочитаешь другоеместо? — на самом деле Джон Андерсон не испытывал и сотой долиуверенности, звучавшей в его голосе.
Фиона почувствовала вдруг легкое раздражение. Зачем этотчеловек позвонил ей? Ведь между ними все кончено. Она не нуждалась в его дружбеи не хотела ее. Возникла долгая напряженная пауза, и Джон забеспокоился.
— Ну же, Фиона, решайся! — настаивал он. —Мне так не хватает наших с тобой разговоров. Я не причиню тебе боли, клянусь, ябуду деликатен и осторожен.
Но он уже причинял ей боль! Слишком много. Фиона думала, чтовсе простила Джону. Но сейчас у нее возникли сомнения.
— Я не могу отлучаться надолго, — сказала Фиона, ина другом конце провода Джон тяжело вздохнул. — Мне надо работать. Оченьтрудно продолжать писать, когда прерываешься, — теряется настрой, интонация…
— Но ведь сегодня День Благодарения. Мы могли бызаказать индейку. Или цыпленка. Или профитроли.
Так, значит, Джон Андерсон не забыл, что она обожаетпрофитроли.
Он многое помнил о Фионе Монаган. В основном хорошее — всеплохое как-то быстро забылось. А если и вспоминалось, то казалось совершенноневажным, каким-то несуразным и глупым. Дурацкие проблемы со шкафами. Странныеличности, с которыми дружила Фиона. Джамал, бегающий по дому с пылесосом внабедренной повязке и женских босоножках.
— Так когда мы встретимся? — не сдавался Джон.
— В час, — ответила Фиона и тут же пожалела, чтодала себя уговорить. Но было уже поздно. Джон Андерсон умел настаивать на своеми убеждать людей. И потом, ее всегда так завораживал его голос…
— Заехать за тобой? Я остановился в «Крийоне». У менямашина.
У Фионы машины не было, но Джону необязательно об этомзнать. Она могла дойти до ресторана пешком.
— Встретимся прямо в ресторане.
— Я попрошу портье заказать нам столик. Спасибо, чтосогласилась. Я очень хочу увидеть тебя!
Перед его глазами стоял образ Фионы, какой она была в тотдень в «Гули». Элизабет несколько раз напоминала ему о ней. Сначала Джоноправдывался, потом решил, что это не ее дело.
Повесив трубку, Фиона подошла к зеркалу и критическипосмотрела на свое отражение. Она уже жалела, что согласилась встретиться сДжоном. Она устала, волосы ее были несвежими, под глазами темные круги —накануне Фиона проработала почти всю ночь. Но дело было даже не в том, как онавыглядит. Фиона убеждала себя, что она не хочет видеть Джона Андерсона. Носейчас она вдруг с ужасом поняла, что это не так. Совсем не так. Словноочнувшись, Фиона принялась лихорадочно собираться. Она вымыла голову, приняладуш, зачем-то побрила ноги и перебрала весь свой гардероб, в конце концовостановившись на черных кожаных брюках, белом свитере и норковом жакете,который очень нравился Эдриену. Как и черное платье, она купила его у «ДидьеЛюдо», самом модном магазине вещей в стиле винтаж. Фиона частенько заглядывалатуда, и у нее собралась целая коллекция сумок-винтаж от «Гермеса». Сейчас онавыбрала одну из них — красную сумочку серии «Келли» из крокодиловой кожи — иподобрала под нее туфли на низком каблуке. Волосы Фиона заплела в короткуюкосу.
Фиона безумно нервничала, приближаясь к ресторану. Она непонимала, зачем вообще согласилась на эту встречу.
Фиона даже не подозревала, как шикарно выглядит, когда вошлав ресторан, слегка запыхавшаяся, обрамленная легким облачком выбившихся изгладкой прически рыжих волос. Черные кожаные брюки подчеркивали линии ееизящной фигуры. Словно для того, чтобы лишний раз напомнить Джону обо всем, почему он так скучал. И глаза, эти зеленые глаза, о которых так часто вспоминалДжон.
Глядя на Фиону, он мог теперь думать лишь об одном — о том,каким дураком надо было быть, чтобы все это потерять.
— Извини, я опоздала. Шла пешком.
— Ты вовсе не опоздала, — покачал головойДжон. — Живешь здесь недалеко?
В Седьмом округе, — неопределенно ответилаФиона. — Я сняла чудесную квартиру. Теперь подыскиваю дом.
— Так ты решила насовсем поселиться в Париже?
Фиона кивнула, усаживаясь за стол. Джон посмотрел на нее иулыбнулся. Фиона была такой же красивой, какой он ее помнил. Но сейчас она казаласьболее уязвимой и хрупкой, чем в последнюю их встречу в Нью-Йорке. В тот день в«Гули» в своем коротком платье она выглядела как с обложки глянцевого журнала.А сегодня Фиона смотрелась моложе и казалась более реальной и близкой.
— А как понравился Париж сэру Уинстону? — спросилДжон.
Фиона отвела взгляд. Ей не хотелось вспоминать…
— Сэр Уинстон умер год назад. — Она быстро взяламеню, не давая себе погрузиться в тяжелые воспоминания и изо всех сил сдерживаяподступившие слезы.
