— Что же до этого, — сказала доктор Франк, изучая заросли на заднице Дьюи, — тут нужны решительные меры. Я думаю, нам лучше его побрить.
Что мы и сделали, оставив Дьюи лохматым с одной стороны и голеньким с другой.
Бедный Дьюи выглядел так, словно надел большое меховое пальто, но забыл штаны. Несколько моих коллег покатились со смеху, когда увидели его, потому что вид был уморительный, но веселье быстро прекратилось — униженное выражение на мордочке Дьюи остановило насмешников. Он терпеть не мог нынешнее свое состояние. Просто ненавидел его. Он быстро отошел на несколько шагов, сел и постарался скрыть свою задницу. Затем поднялся, так же быстро отошел и снова сел. Встал — сел. Встал — сел. Наконец он добрался до своей постельки, закрыл голову лапами и свернулся под своей любимой игрушкой, Микки-Маусом. Несколько дней мы видели, как он пробирается по проходу, стараясь скрывать меж полок свой голый зад.
Но здоровье Дьюи отнюдь не было поводом для веселья. Мои коллеги не говорили об этом, но я-то знала, что они обеспокоены. Они боялись, что придут однажды утром и найдут Дьюи мертвым на полу. Я понимала, что их беспокоила не столько его смерть как таковая, а мысль, что им придется иметь с ним дело. Или, что еще хуже, принимать решение, когда его здоровье окажется в критическом состоянии. Учитывая проблемы с моим здоровьем и частые поездки в Де-Мойн по библиотечным делам, я часто отсутствовала в библиотеке. Дьюи был моим котом, и все это знали. Последнее, что бы они хотели, — принять у себя на руках последний вздох Дьюи.
— Не беспокойтесь, — сказала я им. — Просто делайте то, что считаете наилучшим для Дьюи. Вы ничем ему не повредите.
Я не могла обещать коллегам, что ничего не случится, пока я в отлучке, но сказала им:
— Я знаю этого кота. Знаю, когда он здоров, когда ему слегка неможется и когда он действительно болен. В таком случае, можете мне поверить, он тут же отправится к ветеринару. Я сделаю все, что понадобится.
Но надо сказать, что Дьюи отнюдь не был болен. Он продолжал вспрыгивать на абонементный стол, так что я видела, что артрит его не очень мучает. Пищеварение у него было лучше, чем раньше. И он так же любил общество посетителей. Но чтобы заботиться о постаревшем коте, требовалось терпение, и, откровенно говоря, не все сотрудники считали, что это входит в их обязанности. Медленно, по мере того, как Дьюи старел, ему оказывали все меньше поддержки: сначала те, у кого было много дел в городе, потом любители спокойного отдыха, а затем и те посетители, которые предпочитали иметь дело с живым и привлекательным котом, и, наконец, те сотрудники, которым было в тягость нести груз забот о стареющем существе.
Это не значит, что я предвидела ход заседания библиотечного совета в октябре 2006 года. Я предполагала, что состоится обычная дискуссия о положении дел в библиотеке, но заседание превратилось в референдум по вопросу о Дьюи. Было отмечено, что выглядит он не очень хорошо. Может быть, предложил совет, ему надо оказать какую-нибудь медицинскую помощь?
— При последнем осмотре, — сказала я им, — доктор Франк определила гиперфункцию щитовидной железы. Это просто очередной возрастной симптом, как его артрит, сухая кожа, темные пятна на губах и нёбе. Доктор Франк прописала лекарства, которые, слава богу, не надо принимать орально. Я втираю их ему в уши. И действительно, Дьюи взбодрился. И не беспокойтесь, — напомнила я им, — за лекарства мы платим из пожертвований и моих собственных денег. Из городских денег на Дьюи не потрачено ни цента.
— А гиперфункция… это серьезно?
— Да, но она лечится.
— Это лекарство помогает его шерсти?
— Ее тусклый цвет — не болезнь, а проявление возраста, как седые волосы у людей. — Это они должны понять. В помещении не было ни одного человека, у которого не было бы хоть нескольких седых волос.
— А что с его весом?
Я подробно объяснила его диету и его пристрастия, из-за которых мы с Донной поменяли кошачий корм на сандвичи с чеддером.
— Но выглядит он не очень хорошо.
Они снова вернулись к этой теме. Дьюи плохо выглядит. Он портит облик библиотеки. Я понимала, что они не думают ничего плохого, что они заинтересованы в поиске наилучшего решения для всех, но не могла понять образ их мышления. Это было правдой — Дьюи выглядел не так уж привлекательно. Все стареют. Восьмидесятилетний не выглядит как двадцатилетний, да и не должен. Я понимала, что мы живем в культуре одноразового пользования, которая убирает стариков подальше с глаз и старается не смотреть на них. У них морщины. У них пигментные пятна. Они не очень хорошо передвигаются, у них дрожат руки, слезятся глаза, они не очень аккуратно едят, «рыгают себе в штаны» (выражение Джоди, когда ей было два года). Ничего этого мы не хотим видеть. Мы хотим избавиться от лицезрения стариков и не думать о них. Но может быть, пожилые люди и старый кот могут чему-то нас научить?
— Почему бы вам не взять Дьюи домой, чтобы он жил с вами? Я знаю, он гостит у вас по свободным дням.
Я думала об этом, но давно отвергла эту мысль. Дьюи никогда не обретет счастья, живя в моем доме. Меня слишком часто не бывает — то работа, то деловые встречи. Он терпеть не может оставаться один. Он публичный кот. Ему нужны люди вокруг, он нуждается в атмосфере библиотеки, чтобы быть счастливым.
— Неужели вы не понимаете, Вики, что к нам поступают жалобы? Ваша работа — это говорить с жителями города.
Казалось, совет был готов заявить, что город больше не нуждается в Дьюи. Я знала, что это смешно, потому что каждый день видела примеры, как община любит Дьюи. У меня не было сомнений, что совет получил несколько жалоб, но жалобы были всегда. Просто теперь, когда Дьюи выглядел не лучшим образом, они стали громче. Но это не значило, что город отвернулся от Дьюи. За все эти годы я осознала одну вещь — люди, которые любили Дьюи, которые в самом деле нуждались в нем, обладали не самыми громкими голосами. Часто они предпочитали вообще не подавать голос.
Будь такой совет двадцать лет назад, мы бы никогда не смогли приютить Дьюи. «Слава богу, — подумала я. — Слава богу, что тот совет уже в прошлом».
Но пусть даже совет в самом деле так думал, пусть даже большинство горожан отвернулось бы от Дьюи, тем не менее разве мы не были обязаны защищать Дьюи? Пусть даже о нем никто не заботится, никуда не деться от того факта, что Дьюи любил Спенсер. Он всегда любил его. Он нуждался в нас. Мы не могли просто взять и выкинуть его лишь потому, что, глядя на него, старого и слабого, больше не могли им гордиться.
Совет сказал и другое, и его слова прозвучали громко и ясно: Дьюи — не ваш кот. Он принадлежит городу. Мы говорим от имени города, и таково наше решение.
Этот факт я не могла оспорить. Дьюи был котом Спенсера, и это чистая правда. Но он был и моим котом. И наконец, Дьюи был просто котом. И на этом собрании я осознала, что в представлении многих людей Дьюи из животного во плоти и крови превратился в символ, в метафору, в объект, который надо было беречь и сохранять. Члены библиотечного совета любили Дьюи как кота — Кэти Гейнер, его председатель, всегда приносила в карманах лакомства для Дьюи, — но они так и не могли отделить животное от того, что составляет наследство города.
