Она взялась за дело. Распрямила мою руку, медленно и осторожно. Я заметил, как ее удивило то, сколько усилий для этого потребовалось: рука куда тяжелее, чем людям обычно кажется. Это заняло пять минут.
— Так? — спросила она.
— Угу.
— А теперь тянуть за локоть?
— Угу.
Это всегда самое неприятное. Софи еще только начала, когда я почувствовал, что она вся дрожит. Ее пальцы, сжимавшие мой локоть, тряслись от нерешительности.
— Если... ты... сейчас... выпустишь мой... локоть... я... я заору, — выдавил я.
— Ox... — слабо простонала она, но пальцы ее, слава богу, сжались сильнее. Пытка продолжалась. Оба мы не издавали ни звука, кроме тяжелого пыхтения. В какой-то момент всегда кажется, что рука больше не сдвинется ни на волос, а плечо по-прежнему не встает на место. Отчаянный момент.
И вот он настал.
— Бесполезно, — сказала Софи. — Не получается.
— Давай!
— Не могу!
— Еще... еще полдюйма.
— О нет!
Но она все же собралась с духом и продолжала трудиться.
Щелчок, раздавшийся, когда головка кости подошла к гнезду, застал Софи врасплох.
— Теперь поднимай запястье... только не очень быстро...
Еще два жутких щелчка, показавшиеся мне сладчайшей музыкой. Чертей загнали на место. Я встал и улыбнулся от души.
— Ну, вот и все. Спасибо тебе большое. Она была ошеломлена.
— Что, боль действительно проходит вот так... вот так сразу?
— Да, вот так сразу.
Софи посмотрела на меня, увидела, как я переменился, и глаза ее наполнились слезами. Я обнял ее правой рукой и прижал к себе.
— Ну почему ты не сделаешь эту чертову операцию? — спросила она.
— Ну, без особой необходимости меня на операционный стол тягачом не затащишь. Софи шмыгнула носом.
— Ты просто трус!
— Ужасный.
Мы прошли в кабинет Вика и остановились в дверях. Вик лежал у окна ничком, и спина его сиреневой рубашки была отвратительного блестяще-алого цвета.
Что бы Вик ни сделал мне, я отплатил ему гораздо худшим. Он погиб — из-за давления, которое оказывал на него я. Я подумал, что, наверное, никогда не избавлюсь от гнетущего чувства вины и раскаяния.
— Я почти разглядел того, кто его убил, — сказал я.
— Почти?
— Считай, что разглядел.
Неясный силуэт четко вписывался в общую картину. Мозаика сложилась.
Мы вышли из комнаты.
Снаружи раздался звук подъехавшей машины. Хлопнули дверцы, послышались тяжелые шаги двух или трех человек...
— Полиция! — с облегчением выдохнула Софи. Я кивнул.
— Только не говори ничего лишнего. Если они начнут разбираться с нашими с Виком неурядицами, мы проторчим тут всю ночь.
— Ты беспринципная тварь!
— Нет, просто лентяй...
— Да уж, я заметила.
Полицейские держались, как всегда, равнодушно. Сочувствие они приберегают для старушек и потерявшихся малышей. Они заглянули в кабинет, вызвали по телефону подкрепление и довольно сурово принялись расспрашивать нас" что мы, собственно, тут забыли. Я подавил раздраженное желание напомнить им, что мы могли бы преспокойно уехать и предоставить найти Вика кому-нибудь другому. Доброе дело наказуемо.
И тогда, и позднее, когда прибыло начальство, мы старались давать минимум информации и вообще держали язык за зубами. В общем сказал я полицейским примерно следующее:
— Когда я пришел сюда, в передней части дома света не было. Я немного знаю дом. Я обошел его, чтобы посмотреть, у себя ли Вик. Мы с ним вроде как договаривались встретиться в шесть вечера, минут на пять. Я вез мисс Рэндольф домой, в Ишер, и по дороге завернул к Вику. Машину я оставил на шоссе и к дому подошел пешком. В кабинете горел свет. Я увидел, как Вик привалился к окну, а потом упал. Я побежал к входу в дом, чтобы попытаться ему помочь. Перед домом стоял «Форд-Кортина» светлого цвета. Он умчался прочь, но я все же успел разглядеть того, кто сидел за рулем. Я его узнал.
Они спокойно выслушали меня, не проявив ни энтузиазма, ни скептицизма. Спросили, не видел ли я пистолета. В кабинете Вика пистолета не нашли.
— Нет, — ответил я. — Я видел только голову водителя.
Они хмыкнули и взялись за Софи.
— Джонас оставил меня в машине, — сказала она. — С дорожки, ведущей к дому, на большой скорости выехала другая машина. Я решила посмотреть, все ли в порядке. Пришла сюда и увидела перед домом Джонаса. Дверь дома была открыта, и мы вошли. Мы нашли мистера Винсента лежащим в кабинете и немедленно позвонили вам.
Мы часа три просидели в роскошной столовой Вика, пока прозаичные профессионалы, для которых убийства были повседневной работой, препарировали его смерть. Они включили все лампы в доме и принесли еще свои фонарики, и в этом ярком свете они выглядели еще более бесчеловечными.
Быть может, им необходимо думать об убитом как о предмете, а не как к человеке. Но я так не мог.
Наконец мне разрешили отвезти Софи домой. Я остановился перед ее домом, и мы поднялись к ней, унылые и подавленные. Она сварила кофе, и мы выпили его на кухне.
— Есть хочешь? — спросила Софи. — У меня, кажется, сыр есть...
Мы рассеянно поели сыру.
— Что ты собираешься делать? — спросила она.
— Ждать, пока его поймают, наверно.
— Он не станет скрываться. Он же не знает, что ты его видел.
— Да.
— Он ведь не знает? — с беспокойством уточнила Софи.
— Если бы он узнал меня, он бы вернулся и пристрелил нас обоих.
— Ты всегда скажешь что-нибудь приятное! Под глазами у нее проступили мешки. Она выглядела не просто усталой, а взвинченной и перенапряженной. Я зевнул и сказал, что мне надо бы домой, и она не смогла скрыть охватившего ее облегчения. Я улыбнулся.
— Тебе нормально будет одной?
— Да, конечно! — совершенно уверенно ответила она. Одиночество сулило ей убежище, исцеление и покой. А я нет. Я принес ей аварию, человека с вилами, вправление вывиха и убийство. Я предложил ей брата-алкоголика, полусгоревший дом и скоропалительную помолвку. Отнюдь не подарок для человека, который нуждается в порядке и покое башни из слоновой кости, именуемой диспетчерской.
Софи проводила меня до машины.
— Ты еще приедешь? — спросила она.
— Когда ты захочешь меня принять.
— Порция Дерхема раз в неделю...
— По-моему, этого довольно, чтобы напугать любую женщину!
