В действительности, политика Сталина во второй половине 1920-х гг. была не «центристской», а прагматической. Выявившийся к 1927 г. тупик НЭПа подталкивал его к разрыву с Бухариным и его сторонниками.
Реалии позднего НЭПа подтверждали бесперспективность программ как «левой» оппозиции, так и «правых», по крайней мере, в рамках избранного большевиками стратегического курса. Режим оказался между молотом и наковальней. Средств на осуществление индустриальной модернизации экономики взять было негде. Из большей части крестьянства нельзя было «выжать» больше того, что изымалось с помощью налогов и ценовой политики. В этом смысле мало что изменилось по сравнению с 1922 г., когда органы ГПУ констатировали: «Все то, что крестьяне «хотели» сделать, все то, что из них можно было выбить без применения крайних мер, все это уже взято, и теперь приходится брать у крестьян то, чего они не хотят и не могут дать… Выполнение 100 % продналога угрожает крестьянам голодом и полнейшим разорением»230. В свою очередь, городская промышленность с имевшимися на тот момент мощностями могла, по оценке ВСНХ (1927 г.), даже к 1930 г. предоставит, крестьянину промтоваров в размерах всего 90 % его довоенного потребления (считая даже водку). А отказ от индустриализации означал не только свертывание внешнеполитических амбиций России, но и неизбежное сохранение роли аграрно-сырьевого придатка развитых западных держав с перспективой растущей экономической и политической зависимости от них.
Достаточно было толчка, чтобы шаткое равновесие ситуации было нарушено. Именно так произошло в 1927 г., когда внешнеполитическое положение СССР ухудшилось (были разорваны дипломатические отношения с Великобританией; советская политика в Китае испытала ряд оглушительных провалов). Массовые закупки встревоженным населением товаров первой необходимости сократили и без того ограниченный фонд товаров, предназначенных для обмена с деревней. В результате кампания хлебозаготовок была сорвана, и цены на сельскохозяйственную продукцию резко подскочили. В конце года начались перебои со снабжением городов продовольствием; у магазинов вырастали длинные очереди. Сократился и вывоз хлеба за рубеж, что лишало государство средств и техники для развития промышленности. По стране прокатывались забастовочные волны, особенно сильные и активные в Ленинграде.
Повышать заготовительные цены было уже невозможно. Власти попытались решить проблему с помощью насильственного сбора недоимок с крестьян, но это лишь ухудшило ситуацию. При отсутствии должного количества городских товаров с крестьянами расплачивались квитанциями, которые вызывали мало доверия и напоминали о «военном коммунизме». Введение хлебных, а затем и других карточек не помогло наладить снабжение. К концу 1928 г. положение стало приближаться к катастрофическому. В очередях вспыхивали столкновения: люди высказывали открытое недовольство политикой правительства. Реквизиция продуктов в деревне вела к широкому и стремительному обнищанию бедняков и середняков, то есть крестьянской массы; в ряде сельских местностей также вспыхнул голод. Начались крестьянские восстания.
Не будучи в состоянии разрешить социальные и экономические противоречия нэповской России, Сталин и его сторонники решили разрубить этот гордиев узел раз и навсегда. Если уж грабить деревню, то кардинально, огосударствив сельское хозяйство и торговлю, уничтожив крестьянскую общину и вместе с ней — тенденции к самопроизводству на селе. В 1929 г. «правые» лидеры Бухарин, Рыков, Томский были смещены с ответственных постов. Развернулась «сплошная коллективизация» на селе: власти принудительно заставляли крестьян вступать в огосударствленные хозяйства — колхозы. Этот «великий перелом» считается фактической ликвидацией Новой экономической политики. На смену правящим термидорианским группировкам пришла диктатура партийной аппаратной бюрократии во главе со Сталиным.
Глава 3
«Великий перелом», или модернизация по-сталински 1. Планы индустриализацииВ середине 1920-х годов СССР оставался еще слаборазвитой аграрной либо аграрно-индустриальной страной. Более 80 % населения жили в сельской местности; доля валовой продукции сельского хозяйства по отношению ко всей продукции народного хозяйства составляла около 2/3, а промышленности — лишь 1/3231. Индустрия страны едва только начала превышать довоенный уровень. Оказавшись у власти в огромной стране, правящая партийно-хозяйственная номенклатура, по существу, очутилась в том же положении, в каком находился царский режим. Она не меньше его стремилась к имперской, державной политике, но материальная база для такого курса оставалась по-прежнему чрезвычайно узкой. Для этого понадобилась бы широкомасштабная модернизация страны, создание мощной современной тяжелой и военной промышленности. С этим власти связывали не только решение внутренних проблем, но и независимость и мощь государства, а значит, стабильность господства и привилегий правящего слоя.
В условиях политического соперничества с западными державами на внешние ресурсы для индустриализации рассчитывать было нельзя. Сталин пояснял, что в странах Запада промышленный переворот происходил «либо при помощи крупных займов, либо путем ограбления других стран… Партия знала, что эти пути закрыты для нашей страны… Она рассчитывала на то, что… опираясь на национализацию земли, промышленности, транспорта, банков, торговли мы можем проводить строжайший режим экономии для того, чтобы накопить достаточные средства, необходимые для восстановления и развития тяжелой индустрии. Партия прямо говорила, что это дело потребует серьезных жертв и что мы готовы пойти на эти жертвы открыто и сознательно…». При этом никто, разумеется, не собирался спрашивать народ, согласен ли он на такие жертвы. «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут», — не допуская возражений, провозгласил Сталин232.
Особенная скорость и жестокость такой форсированной модернизации объяснялась, по словам немецкого исследователя Р.Курца, тем, что «в нее, невероятно короткую по времени, уложилась эпоха длиною в две сотни лет: меркантилизм и Французская революция, процесс индустриализации и империалистическая военная экономика, слитые вместе»233. Советский Союз, управляемый бюрократией, которая взяла на себя «историческую миссию» буржуазии, вынужден был по ее воле и под ее властью за считанные десятилетия проделать весь многовековой жестокий путь капитализма: экспроприацию крестьянства, пролетаризацию основной массы населения, промышленную революцию и переход к «тейлористскому», конвейерному этапу индустриального общества.
