Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Могу ошибиться, но сайт группы «Наутилус Помпилиус» стал едва ли ни первым персональным сайтом рок-группы в стране. Делал его, разумеется, Кормильцев, кто-то из людей знающих помогал ему по программной части. На сайте Илья моментально «завел» чат и приготовился свободно общаться с народом на предмет рок-музыки вообще и «Наутилуса» в частности.
Илья Кормильцев и Вячеслав Бутусов. Фото Александра Коротича
И люди в чате не замедлили появиться. Это была компания неизвестных юнцов, которые тут же задействовали площадку в виде именно чата — общались, но между собой, Илью вместе с «Наутилусом» игнорируя. Писали о своем, ругались, клялись в любви, переписывались, сговаривались, где и когда встречаются, куда идут, что будут там делать…
Поначалу Илья озадачился. В его планы это как-то не входило. Да и вообще, в то время было трудно представить, что особой разницы между сетью и коммунальной кухней не будет… Илья сперва терпел. Потом пытался им втолковать, что здесь вроде как про музыку, где-то даже про «Наутилус». Ребята не обращали на него внимания. Илья стал потихоньку влезать в чужую переписку и уже прямо писал, что тут сайт не про сходку на Воробьевых, а про «Нау». Ребята его игнорировали. И продолжали игнорировать, когда он стал ругаться матом, метать громы и молнии… Им было наплевать.
При том, что Илья постепенно втягивался в их дела. Знал, кто с кем дружит. У кого с кем роман. Комментировал это все на кухне — саркастически, но с симпатией. Что-то в этом было от «стокгольмского синдрома». Однажды мы с ним должны были идти на встречу к назначенному часу. Он никак не мог оторваться от компьютера, где юнцы обсуждали какой-то очередной поход на Воробьевы горы. Илья одевался, потом сбрасывал куртку, подбегал к компьютеру, что-то читал, охал, писал. Потом опять надевал куртку, задумывался, бежал обратно… И только когда мы окончательно опоздали, вышел в подъезд, захлопнул дверь и выдохнул: «Вот же сволочи!»…
Чем эта история кончилась, не знаю.
36=1
Но это все «чудачества», а главным был «Наутилус». Он занимал практически все время и отнимал все силы. Хотя на вклад творческий у Ильи уходило примерно дней десять-пятнадцать в год.
Читаю часто: «Дуэт Кормильцев-Бутусов». Что забавно. Если это и был дуэт, то особенный — «поют» двое, которые друг друга не слышат, не видят и не понимают категорически. Из чего совсем не следует, что кто-то из них лучше, кто-то хуже — это безоценочно. Просто один без другого существовать в этой «песне» не мог, и наоборот. Потому обоим приходилось друг друга терпеть, что было непросто, ибо с какого-то момента они друг другу крепко надоели. Но друг без друга не могли. А вот в том, что они друг друга хоть сколько-нибудь понимали, я сильно не уверен.
Слава для Ильи был человек чуждый. Человек иной среды, иного образования, иного типа мышления. Человек, которого Илья плохо понимал. В прямом смысле.
Однажды пришел, отдуваясь, вытирая пот (буквально), будто мешки таскал. Сказал: «Ужасно устал». На вопрос, от чего, сказал, что ему пришлось полтора часа слушать разговор Бутусова и Шевчука. «Ты пойми, они оба художники, они мыслят линиями! А говорят словами! И мне их слова совершенно непонятны. Я их логику не понимаю! Полтора часа сидел, слушал — весь измотался!»…
У них была разная природа. Илья был мистик. В нем сакральная природа была сильна и слышна. И это не могло не распространяться на стихи. Их читаешь каждый раз «с новым смещением», они всякий раз видоизменяются. В них есть что-то от писаний из давних времен, про подобное говорил Аристотель, что его произведения «написаны и не написаны, опубликованы и не опубликованы». Из тех времен, когда высокое было не просто «не для профанов», но автору запрещено было делиться им с профанами, а значит, автор был обязан все смыслы закодировать. Илюшины стихи закрыты. И закрыты в изрядной степени. О чем, впрочем, сам он, наверное, не очень догадывался — ему-то все было понятно.
Ему было понятно, остальным — по большей части — нет. Отсюда попытки объясниться с музыкантами, т. е. крики, вопли и всяческие скандалы. Скандалил он во времена «Урфина Джюса» отчаянно; скандалил с Белкиным, когда делали «Около радио»; с Настей не скандалил, потому что был воспитан и немножечко влюблен. Удивительно, но со Славой по поводу текстов он не скандалил никогда. Хотя шалел от его интерпретаций преизрядно.
Когда-то я писал про ошаление Ильи от Славиной интерпретации стишка про Алена Делона. Но это был далеко не единственный случай. И далеко не самый яркий. Их было много — и поначалу, и потом. Самой сильной, пожалуй, была реакция на нетипично простой для Кормильцева текст «Мне снилось, что Христос воскрес». Написан он был где-то в начале 80-х, а «озвучил» его Слава через десяток лет. Текст трагический; однако же Слава сделал нечто в духе бодрых ново-орлеанских маршиков с подтанцовкой, под которые там хоронят. Да еще добавил подъездно-пацанский припевчик, которого в тексте Ильи не было:
А мне сни-и-илось, что Христос воскрес…
А мне сни-и-илось, что он жив… (Повтор — 2 раза.)
По прослушивании Илья долго ходил в недоумении. Спрашивал настороженно: «А что он сделал?» Но! Со Славой он не скандалил никогда. Во всяком случае, иное мне неизвестно.
Он как будто «переваривал», «перетирал» в себе Славину адаптацию и через какое время соглашался с ней. Что и правильно, потому что — осмелюсь утверждать — она была единственно верной.
Бутусов производил десакрализацию текстов Кормильцева. Из закрытых он доводил их до профанного уровня публики. Я сейчас не ругаюсь, публика профанна по природе своей, что естественно и нормально. И если б не было Славиных интерпретаций, стихи Ильи до публики не дошли бы, а значит, не было бы «Наутилуса», не было бы хитов, не было бы популярности, денег… Да и просто — не было бы отличных песен. Как Славе это удавалось, если учесть, что тексты Ильи он очевидно не понимал? Точнее, понимал не так, как сам Илья? Ответ простой.
Слава — шаман. Шаман — всегда ретранслятор. Во время камлания он «принимает слова» свыше и доводит их до людей. Он не может сам придумывать эти слова. Он даже не понимает их, не может запомнить. В некоторых культурах шаманов «испытывали на подлинность» простым способом — если он помнил, что вещал во время камлания, он считался шаманом неистинным. Если не помнил ничего — ни слов, ни танца, ничего! — это был знак истинности.
Слава «принимал» слова Ильи и «раскрывал» их музыкой и голосом. Давал им голос. Без Славы они чаще всего оставались «сокрыты», даже когда их старательно пели другие исполнители и сочинители (пусть да не обидятся на меня все, кто этим занимался и занимается).
Отсюда, кстати, природа не очень удачной, как мне кажется, Славиной карьеры после «Наутилуса». Шаман не рождает слова, они должны к нему «прийти». Когда Слава переходит на свои тексты, он лишается дара шамана. Утрачивает сакральное право быть шаманом. Поверь, Слава, не хочу обидеть. Так выкладывается.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
