В тот день мы собирались с парнями пойти на танцы в медицинское училище. Вечер обещал быть отличным. Готовились к нему уже с утра. Днем парни сбегали в магазин и купили батарею дешевых «фугасов», или, как иначе называли, восьмисотграммовые бутылки вермута, — огнетушителей.
До конца занятий мы, конечно же, не досидели и рванули на квартиру к пацану, у которого родители уехали на пару дней в деревню, чтобы посадить на своем участке картошку. Пьянка получилась грандиозной и веселой. К пяти часам вечера мы уже чувствовали себя самыми крутыми пацанами в мире и возбужденной толпой почти в двадцать человек отправились к медичкам.
У девчонок, оказывается, была приглашена какая-то городская рок-группа, и при живой музыке куража прибавилось в сто раз больше. Я выбрал себе светленькую девушку с отличной фигуркой и милым личиком. Одета она была в пышное белое платье, которое кокетливо открывало ее аппетитные ножки выше колен. Девчонку звали Катя, и она жила у своей бабушки в городе подальше от родителей.
С Катей мы стали целоваться в полумраке зала со второго медленного танца. Затем ушли на какой-то этаж и забились в самый темный угол, где я страстно распотрошил Катину одежду, излазив девчонку от и до. В конце концов я разложил ее прямо на полу коридора, оттрахал так, как мне этого хотелось. Катя хотела того же, но девушка была достаточно пьяна, и я удивился, когда почувствовал, что она отдается мне еще девочкой. Это меня раззадорило еще больше. Мы совсем забыли о продолжающемся вечере.
Вернулись в зал только спустя два часа, когда музыканты уже свинтили, а танцы продолжались под магнитофон. Катя отошла к своим подружкам, чтобы посплетничать о том, что с ней только что произошло, и тут ко мне подбежали двое наших парней.
— Антоныч! Там технарские нашего Кешу отметелили!
Технарские — это парни из техникума холодильной промышленности, которые тоже забрели на вечер.
Мы спустились на первый этаж, где в спортзале и произошла разборка. Народу здесь оказалось больше, чем нужно.
Ругань, мат, но драки не было. На матах, сложенных в углу, весь в крови лежал мой лучший друган Кешка. Он был уже в полном отрубоне и дышал совсем паршиво, прерывисто, со свистом. Может, отбили легкие, а может, сломали ребра. Кеше срочно была нужна скорая помощь.
— Колесо! — сказал я стоявшему рядом со мной пацану. Нас тут же обступили наши ребята. — Дуй к телефону и вызывай скорую!
— Сейчас, Антоныч! — кивнул приятель и пулей вылетел из зала.
Я повернулся к кучке парней, стоявших под баскетбольным кольцом. Их было там под тридцать человек, то есть технарские были явно в численном перевесе. Засунув руку в карман куртки, нащупал там выкидуху. Этот нож с мощно вылетающим из рукоятки лезвием подарил мне один старый зек, просидевший в лагерях почти семнадцать лет. Я подошел к толпе чужаков. Те, увидев, что к ним приближаются, тут же начали перегруппировываться. Старшего в той команде я выделил сразу. Длинный здоровый парень, пошире меня в плечах и выше головы на полторы.
— Ты! — сказал я здоровяку. — Пойдешь со мной!
Технарские угрожающе загудели.
— Один на один! — согласился парень. Наверное, мой вид не представлялся ему грозным.
— Именно!
Но не успели мы сделать и нескольких шагов, как в голове у меня взорвался фейерверк искр и свет погас. Очнулся я почти сразу, но уже лежа на полу. Мотая головой и придерживая ушибленную скулу, приподнялся.
Технарские поснимали ремни с остро заточенными пряжками. У некоторых из них были цепи от мопедов или мотоциклов. У наших парней такого хозяйства с собой не было, поэтому мои корешки замерли, не решаясь начинать неравную драку.
Здоровяк встал надо мной, усмехаясь во всю свою пасть.
— Щенок ты еще! — заржал он презрительно. — Ну что, рискнешь еще разок?!
В левой руке у него был зажат кастет, но кастетом он меня точно не долбанул, иначе лежать бы мне там тихо и долго до приезда скорой. Поднявшись на ноги, я с трудом пересилил накатившую в голову муть. Ударила эта сволочь подло. Так, наверное, они отмудохали и Кешу. Но тут прибыла скорая помощь, и технарские свалили от неприятностей с милицией.
Я забрал свою новую знакомую и мы еще сходили всей толпой, купили у таксистов водки. Пили ее в каком-то парке, а утром я проснулся у Кати в постели.
До училища добрался только во второй половине дня. В группе меня с ходу огорошили паршивым известием: Кеша ночью умер на операционном столе. Это был удар для всех нас. Таким образом у нас не заканчивалась еще ни одна разборка.
Кто-то из парней сказал, что Кешу отметелил именно тот здоровяк, от которого и я сам получил по морде. А ведь Кеша был раз в двадцать слабее этого типа!
Парни принесли вина, и мы, наплевав на мастера группы и на учителей, выпили в классе, помянув друга.
Я пошел один. Мне уже давно было понятно, что серьезные дела нужно делать в одиночку. Можно, конечно, и с товарищами, но это должны быть очень проверенные парни. В своих приятелей я верил, но не настолько.
Возле техникума я прождал около двух часов, пока наконец не заметил в толпе выходящих из здания знакомого мне здоровяка. Сначала я ехал за ним на трамвае, затем на метро.
К своему дому здоровяк подходил уже один. Быстро оценив обстановку во дворе девятиэтажки, я заскочил за парнем в подъезд.
В подъезде возле лифта никого, кроме здоровяка, не было. Когда я оказался рядом с ним, он в изумлении лишь раскрыл глаза. Щелчок мощной пружины, сильная отдача в кисти при выбросе лезвия. Здоровяк от страха даже не смог нормально среагировать, а я и не ждал его реакции. Лезвие еще не успело зафиксироваться на стопоре, как я ударил парня в живот. Он громко пернул, испортив воздух перед лифтом. Выдернув нож, я снова всадил его в здоровяка, целясь уже в солнечное сплетение. Здоровяк не издал больше ни звука и, закатив глаза, стал заваливаться на стенку. Третий удар был проведен точно в горло. Мне запомнились только мгновенно намокшие от мочи штаны пацана и вонь испражнений: тот обделался сразу после первого моего удара.
Затем я куда-то долго бежал, пока не оказался у грязного безымянного ручья. Все руки у меня были в крови. Я долго их отмывал и еще дольше блевал в ручей. Кажется, я тогда отхаркал себе все, что мог. Грудь потом болела дня два.
Никто и никогда в последующем точно не узнал, что это я убил того парня, который в свою очередь убил моего друга. Я отомстил. К нам в группу приходил мент, да так и не смог выбить никакого признания от парней. Нас и после всех тягали на допросы и даже какие-то свидетели пытались меня опознать, но безуспешно.
Вся группа была уверена, что это я замочил здоровяка, но никто так и не спросил меня об этом напрямую. Лишь один раз Колесо высказался.
— Ты очень изменился после всего, Антоныч, — покачал он головой, когда мы с ним выпивали недалеко от железной дороги, прогуливая две пары математики. — Наверное, убивать нелегко.
