– Чья это дочь? – спросил Лео. – Эта Пердита? Эта Миранда?
– Наша, – ответил Паст. – Она стала нам как родная. Она стала нашей.
Лео протянул руку к ожерелью. Паст отдал ему украшение.
– Я узнал его, – сказал Ксено. – Почему я не узнал его сразу?
Лео провел пальцем по ожерелью.
– Я купил его Мими, когда у нас все начиналось.
Паст сказал:
– Тот человек, выполнявший ваше поручение, Тони Гонсалес, спрятал ребенка в «окне жизни» при больнице Святой Марии. Его преследовали бандиты. Они охотились за деньгами, но тогда я этого не знал. Мы… мы с Кло… попытались его спасти. А потом я нашел Пердиту.
– Почему вы не отдали ее полиции?
– Чтобы ее отправили в детский дом? Чтобы ее удочерили чужие люди? Я подумал, что человек, бросивший своего собственного ребенка, не годится на то, чтобы быть отцом.
– Я думал, Пердита – не мой ребенок, – проговорил Лео. – Я думал, ее отец – Ксено.
– Да, я ей не родной, – сказал Паст, – но я любил ее как родную.
– Это правда! – воскликнул Кло.
– Что вы сделали с деньгами? – спросил Лео.
– Лео! – Тон Паулины явно давал понять, что ей за него стыдно.
Паст расправил плечи.
– Я отвечу, мэм. За тем я сюда и приехал. Мне скрывать нечего. Лео, вы из тех людей, кто правит миром. Я из тех, кто просто живет в этом мире. Для вас я ничто, чернокожий… из тех, кто, по-вашему, служит только в охране или курьером в службе доставки. Для вас самое главное – деньги и власть, поэтому вам представляется, что те люди, у которых нет денег и власти, только о них и мечтают. Может быть, так и есть… для кого-то… потому что вы так обустроили этот мир, что человек вроде меня может чего-то добиться, только выиграв в лотерею. Честным трудом и надеждой уже ничего не изменишь. Американская мечта умерла.
– Мне нравится, как мы живем, – сказала Пердита. – Мне нравится все, что ты для нас сделал и делаешь.
– Пердита, – проговорил Паст. – «Овчарня»… это наше семейное заведение, Лео… бар с живой музыкой и хорошей едой. Пердита, бар принадлежит вам с Кло в равных долях. Половина твоя, половина его. Когда я его покупал, половину я внес из денег его матери. Когда она умерла, нам выплатили страховку. Половина – твоя. Моей доли там нет вообще. Думаю, Лео, в этом вопросе мы очень разные. Я не стремлюсь чем-то владеть. Сдается мне, это стремление только множит страдания и горе.
Лео долго молчал, очень долго. Наконец он сказал:
– Вы украли мою дочь, потратили мои деньги, а теперь еще учите меня жить?
– Так и есть, – сказал Паст.
Долгая пауза. Тишина. Затаенное дыхание. Скрещенные пальцы. Зажмуренные глаза. Страшно смотреть.
Паулина знала Лео лучше, чем кто бы то ни было, но даже она не могла предугадать, что будет дальше. Разобьет ли он это мгновение вдребезги или даст ему раскрыться во время?
Пердита подошла к Пасту и взяла его за руку. Лео смотрел на нее. Смотрел на все годы, которые он не прожил. Смотрел на свое отречение. И он увидел свой шанс.
Лео шагнул к Пасту и протянул руку.
– Спасибо вам, – сказал он. – Жалко, что мы не встретились раньше.
Паст пожал его руку.
Паулина хотела подняться с дивана, но упала обратно.
– Да что с моими ногами?
И напряжение разрядилось. Кло хлопнул Ксено по плечу. Судя по виду Ксено, ему было жизненно необходимо выпить.
Паст вдруг обессилел.
– Можно, я сяду? Можно присесть рядом с вами…?
– Паулина, – представилась Паулина.
– Я только что выписался из больницы. Легкий сердечный приступ. И мы летели всю ночь.
Он рухнул на диван. Паулина взяла его за руку.
– Где вы остановились? – спросил Лео. – В каком отеле?
– Мы еще даже не поняли, в каком мы городе, – сказал Кло.
– Я забронирую вам номера в «Кларидже», вам всем. Где мой личный помощник? ВИРДЖИНИЯ! – выкрикнул Лео.
– Лео! – сказала Паулина. – Зачем им в отель? Это наша семья. Пусть поживут у меня.
– А мы все думали, что ты еврейка, – сказал Лео.
Ксено, Лео и Паулина поехали в одном такси. Паст, Кло, Пердита и Зель – следом за ними в другом. Пердита сидела рядом с отцом и просто держала его за руку.
В первом такси Лео спросил у Паулины:
– Ты знаешь, как найти Мими?
– Ты никогда раньше не спрашивал.
– Я боялся, ты знаешь ответ.
– Время остановилось на восемнадцать лет, – сказала Паулина, – а теперь тебе хочется, чтобы все было мгновенно и сразу.
– Я хочу, чтобы Мими узнала о Пердите.
Такси подъехало к большому кирпичному дому, стоящему в глубине сада.
– Хороший дом, – сказал Паст.
– Раньше здесь была свалка, – сказала Паулина. – После войны здесь поселились евреи, освобожденные из лагерей. У моих дедушки с бабушкой было много друзей. Ходишь по улицам, и отовсюду слышны аккордеоны и скрипки, губные гармошки и мандолины. Сплошная музыка и меблированные комнаты. В этом доме тоже сдавались комнаты, пока я его не купила. Одна квартирантка прожила тут в подвале еще десять лет. Держала в саду осла. Да что мы стоим на пороге? Пойдемте в дом.
Они вошли в просторную, гостеприимную прихожую, где на столике стояли цветы.
– Лео! Ксено! Идите на кухню и заварите нам чай! Зель! Кло! Несите сумки сюда. У меня тут шесть спален, а занята только одна. Я всегда думала, что у меня будет большая семья… Знаете, как говорится: построишь его, и они все придут? Но никто не пришел.
Паст подошел к пианино, стоящему в эркере.
– Хороший инструмент. Вы играете?
– С детства, – ответила Паулина.
Паст рассмотрел ноты.
– Наверное, вы хорошо играете. Моцарт. Бетховен. Я самоучка. Не умею играть по нотам.
– А я не умею играть на слух, – сказала Паулина.
– Умеете, просто не знаете, что умеете, – сказал Паст. – Я вам покажу. Можно?
Он уселся за пианино и начал играть «Летней порой» Гершвина. Паулина невольно засмотрелась на его большие руки – такие сильные, уверенные и красивые.
– Прекрасное пианино. Чудесно звучит.
– Если судить по тому, сколько я за него заплатила, – сказала Паулина, – оно должно стоять в Карнеги-холле.
Пердита подошла, встала рядом и запела:
– Тише, малыш, не плачь… однажды утром…
Паулина опустилась на стул. Какой голос! Такой же чистый, как у Мими, но более плотский, более глубокий.
