Третий вариант мы, разумеется, сразу отмели. Это вариант точно не для нас. После этого все занялись обследованием каюты. Простукивали пол, стены и потолок. Отодрали всё, что на стенах крепилось, и изучили отверстия. Заглянули во все щели. Но кроме кабелей под потолком, уложенных в специальный канал, идущий через переборки, а также вентиляционных решёток мы больше ничего, соединяющего нашу каюту с другими помещениями или узлами корабля, не нашли. Хотя был ещё гигиенический отсек, но это нам помочь не могло, так как ничего общего с сантехникой или канализацией не имело.
Когда доложили о наших находках капитану, он попросил снять решётки и изучить диаметр труб или канала для вентиляции. Без нормальных рабочих инструментов это оказалось очень нелегко сделать. Юра приспособил свой значок члена команды «Есенина» вместо отвёртки, предварительно довольно долго стачивая его края о металлическую решётку. В конце концов она была снята, и мужчины разочарованно осмотрели открывшийся ход. Разочарованно, потому что никто из них туда и близко не сможет залезть. Откровенно говоря, он вообще не был предназначен для того, чтобы туда кто-то залазил. Не было такой задачи у конструкторов боевого катера. Да и кто из них мог подумать, что на борту окажется когда-нибудь такая маленькая, хрупкая девочка, как я.
– Думаю, я смогу туда поместиться, – задумчиво сказала я, задрав голову вверх. – Юра, можешь подсадить?
– Об этом не может быть и речи, Света! – твёрдо сказал папа. – Я тебя не пушу.
– Ну что ты как маленький, пап, – укоризненно сказала я. – У нас безвыходное положение, а ты опять со своими запретами.
Отец посмотрел на Юру, ища в нём поддержки. Юра промолчал и глянул на капитана. Лановой внимательно смотрел на нас.
– Мне не больше вашего хочется подвергать девочку опасности, – сказал он. – Но Света права – у нас действительно безвыходное положение.
– Почему безвыходное? – удивился Антон. – Я тоже могу туда пролезть. Это мужское дело.
– Ну уж нет! – твёрдо сказала я. – Во-первых, я гораздо тоньше, меньше шансов застрять. А во-вторых, я значительно легче – как считаете, это ведь имеет значение? Вдруг эта труба под Антоном проломится?
На несколько мгновений наступила тишина.
– Вы же не хотите сказать, что Свете нужно стать разведчицей и диверсанткой, и кроме неё это некому сделать? – с надеждой спросил отец.
– Боюсь, именно это я и вынужден сказать, – негромко сказал капитан.
– Не расстраивайся, Антон, – сказала я, положив руку на плечо друга. – У тебя ещё будет возможность совершить подвиг.
– И не одна, – добавил Юра.
Глава двенадцатая. Лазутчица
Сначала мне показалось, что я застряла. Гардемарины подняли меня к потолку, я аккуратно залезла в трубу, мне даже удалось продвинуться метра на полтора вперёд. А потом я оказалась зажата со всех сторон, без возможности даже пошевелиться. Я не могла ползти ни вперёд, ни назад. Пот выступил на лбу, и сердце ускоренно застучало в приступе лёгкой паники. К сожалению, мы заранее договорились, что я не буду пытаться звать кого-то, будучи в трубе, так как меня запросто могут услышать наши тюремщики. А что они в таком случае сделают – непонятно. Но и из автоматов вполне могут пальнуть, с этих солдафонов станется. Так что я постаралась взять себя в руки, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Мышцы рук и ног противно дрожали, и я начала бояться, как бы их на нервной почве не свело судорогой. Я стала осторожно напрягать и расслаблять их, одну за другой, как когда-то учили на физкультуре. А когда почувствовала, что они снова стали слушаться – начала снова сокращать их, на ногах и на руках, только очень медленно, и одновременно стараться продвинуться хоть на миллиметр вперёд. В какой-то момент я стала напоминать себе тугой жгут мышц, стала меньше в объёме.
Это помогло: я смогла снова слегка оттолкнуться ногами, помочь себе руками и продвинуться по трубе чуть дальше. К сожалению, труба шла не сразу к коридору, а в соседнюю каюту. Наверное, она напоминает обод колеса, по которому я сейчас ползу. Но где-то же должны быть и спицы, ведущие к центру! Надо ли говорить, что изнутри труба выглядела и пахла отвратительно – наросшая на стенках пыль и грязь производила самое отталкивающее впечатление. Я изо всех сил старалась не чихнуть, так как это было бы слышно, должно быть, по всему кораблю. Кроме того, раз чихнув, я бы уже, должно быть, не смогла остановиться.
Через много часов, как мне показалось, я доползла до нового слухового окна – точнее, до новой воздухозаборной решётки. Немножко расчистив её руками от грязи, я посмотрела в каюту, бывшую сейчас прямо подо мной. В ней было темно, лишь время от времени мелькал тусклый маячок противопожарной системы. Я смогла различить в его неровном свете лишь какие-то ящики, что стояли друг на друге почти до самого потолка. Склад, всё понятно. Интересно, что в ящиках – наверняка что-то взрывоопасное! К сожалению, мне нужно было ползти дальше.
Ещё через пару часов, как мне опять же показалось, я доползла до следующей воздухозаборной решётки над следующей неосвещённой каютой и тут, наконец, увидела развилку. Тёмное ответвление такой же ширины, как и радиальная труба, уходило куда-то к центру катера. Огромных трудов стоило мне развернуться в этой тесноте и дальше ползти уже в нужном направлении.
Следующее «слуховое» окно встретилось лишь через несколько метров и вело в коридор. Я очень долго возилась с решёткой, прежде чем мне удалось подцепить её за край и вытащить в трубу. Теперь подо мною было ещё почти два метра открытого пространства. И задача не расшибиться при падении, не подвернуть ногу и не издать шума. Я проползла по трубе ещё немного, чтобы мои ноги оказались аккурат над окошком. Потом начала аккуратно спускать их вниз, одновременно подтягивая тело назад. Вскоре я уже по пояс свешивалась над палубой, держась за края слухового окна и надеясь, что никому не придёт в голову идея именно в этот момент воспользоваться коридором. Края были довольно острые и больно впивались в кожу, но я всё никак не могла решиться отпустить их и прыгнуть.
Наконец, я резко разжала пальцы и полетела вниз. Пол ударил по ступням значительно сильнее, чем я рассчитывала. Я не удержалась на ногах и упала на бок, тихонько вскрикнув от боли. Так всегда бывает – ушибёшься, сначала кажется, больно, потом вроде сразу легче. Но через несколько секунд вдруг накрывает ещё сильнее. Так и в этот раз – не успела я подняться с пола, как резкая боль пронзила лодыжку. Только этого не хватало! Я осторожно встала, прислонилась к стене коридора, стараясь не опираться на ушибленную ногу. Прислушалась: вроде бы все пока тихо. Теперь надо сориентироваться, только повнимательнее. Когда я ползла по трубе, то думала, что сначала сама тихонько и незаметно обследую корабль. Выясню, кто, где, в каком количестве. А уж потом выпушу своих.
Но теперь, учитывая, что мне придётся не идти, а хромать, а в случае обнаружения у меня нет никаких шансов убежать – я поменяла планы. Пойду сразу к своим и открою дверь – всё остальное придётся предоставить друзьям. Я посмотрела вверх, туда, откуда только что спрыгнула. Проследила взглядом направление трубы, вспомнила, где и как делала поворот – и аккуратно сделала первый шаг направо по коридору. Придётся не спешить – если нечаянно в спешке наступлю на лодыжку и вскрикну – проблем не оберёшься.
