Зелёные опять переглянулись, недоумённо нахмурились.
– Но мы не воины.
– Мне говорили, что каждый орианец воин.
Один из орианцев расплылся в улыбке.
– Вы увидите, что мы сильно отличаемся от остальных орианцев. – Он похлопал клингона по плечу, точно закадычного друга.
Трой не надо было видеть лицо Ворфа, чтобы знать, что он грозно хмурится.
– Я с нетерпением жду встречи с вашими лидерами, – сказал он. В голосе его слышались нотки гнева, но орианец воспринял его слова как дипломатическую речь, которой, по замыслу Ворфа, они и должны были быть.
– Наши лидеры с нетерпением ждут встречи с послом Федерации.
– Те лидеры, которые остались, – сказал другой зелёный. Его мягкие черты выражали гнев, тонкие губы были сжаты, отчего лицо выглядело напряжённым.
– Не их в том вина, что Аудуна и остальных арестовали, – сказал первый зелёный.
– Кто-то убил Алика, и это были не мы. – Он произнёс это, как вердикт.
– Именно это мы и хотим выяснить, – сказал Ворф. – Каждая секунда, которую мы пустые разговоры – это уходящее время наших лидеров.
Второй зелёный слегка покраснел и выпрямился.
– Что ж, посол, пойдёмте.
Первый зелёный улыбнулся Ворфу и пожал плечами.
– Морей немного горяч.
– Нет ничего предоссудительного в верности своим лидерам, – сказал Ворф.
– Хорошо сказано. – зелёный опять с улыбкой похлопал его по плечу.
У Ворфа вырвалось глухое рычание. Зелёный либо не расслышал, либо не понял. Всё ещё улыбаясь, он двинулся вперёд. Второй зелёный проскользнул за их спины и пошёл назад, в темноту.
– Я проверю, нет ли кого сзади. – В его словах содержалась угроза, но Трой не чувствовала от него гнева. Он не хотел им ничего плохого. Он просто им не доверял. Зная, каким преследованиям подвергались зелёные со стороны обеих враждующих партий, Трой не могла его винить. Кроме того, Ворф тоже не доверял зелёным.
А Трой? Доверяла ли она им? Она доверяла тем, кого встретила – а пока что она встретила пятерых из них; не слишком-то много. Возможно, большинство из них думает также, как этот недоверчивый зелёный, и винят Федерацию в аресте Аудуна. Знают ли зелёные о смерти Марит? Нет. Пока нет ни печали. ни того инстиктивного гнева, который часто предшествует печали. Они пока не знают.
Внезапно Трой стало не по себе от мысли, что она сейчас окажется в лагере зелёных. Что они сделают, когда узнают о смерти Марит? О смерти под пыткой. Имея на то причину, окажутся ли они так же склонны к насилию, как и остальные орианцы?
Таланни уверенно шагала рядом с оставшимся зелёным. Никакого страха от неё Трой не чувствовала. Она, по крайней мере, не ждала от зелёных подвоха. Брек просто чувствовал облегчение оттого, что выбрался из темноты.
Тоннель заканчивался огромной круглой пещерой. Каменная платформа, достаточно просторная, чтобы на ней мог поместиться шаттлкрафт, служила верхней площадкой лестницы с широкими ступенями. Всё было вырублено из камня и отполировано множеством ног.
Таланни сняла маску, и Трой услышала, как она глубоко вдохнула воздух. Советница не нуждалась в дополнительном приглашении, чтобы снять влажную от пота маску. Она сорвала её, чувствуя, как прилипают к лицу влажные пряди волос. Прохладный влажный воздух ласково коснулся её лица. Это было совсем не то, что сухой жар на поверхности или даже воздух в других тоннелях.
Запах, о котором говорил Брек, не был запахом воды. То был запах плодородной, здоровой земли. Запах зелени. Запах жизни. Словно ароматное облако окутало их.
– Что это? – спросил Брек. Он стоял на несколько ступеней ниже остальных. Его маска выскользнула из рук, но он этого не заметил. Брек стал медленно спускаться, глядя на что-то, чего они не могли видеть.
– Это то, чем когда-то был наш мир, – сказала Таланни.
Растительность, зелень, насколько хватало глаз. Густая растительнось, уходящая корнями в чёрную, жирную почву. Капли воды скатывались с широких листьев. Потолок пещеры был настолько высок, что создавал иллюзию каменного неба. На этом высоком каменном потолке светились ряды белых панелей, излучая тепло и жизнь.
Таланни подобрала обронённую Бреком маску.
– Я чувствовала то же самое, когда впервые увидела это, – сказала она, ни к кому не обращаясь.
Высокие деревья с ярко-красными плодами, бывшие основным мотивом всех гобеленов, прямые и стройные, окаймляли заросли. Стволы их были серебристо-серые, бледнее, чем на гобеленах.
Трой стояла на ступенях, охваченная не изумлением Брека, а своим собственным. И дело тут было не в деревьях, не в живой зелени – просто эта земля, само это место было живым.
– Здесь очень приятный воздух, – сказал Ворф. Его голос заставил её вернуться к реальности.
– Здесь всё живое. – Она произнесла это шёпотом.
– Конечно, – сказал Ворф. – Это же деревья.
– Нет, Ворф, они живые, как Вы, как я.
– Эти деревья обладают разумом?
– Нет, не разумом, но сознанием. – Она подыскивала слова, которые дали бы ему возможность почувствовать то, что переполняло её. – Сознанием благополучия, счастья, которого не может быть у растений. Они не думают, ка мы, но они живые. Они осознают.
Брек упал на колени среди густой зелени, опустился на четвереньки, погрузив руки в сплошной ковёр маленьких круглых листьев. Трой спустилась по ступеням, приблизилась к нему.
– Брек?
Он плакал. Прикосновение ног к пружинистой земле было подобно для неё электрическому шоку. Она охнула.
– Вы тоже чувствуете, да? – спросил Брек. Он смотрел на неё снизу вверх, и по лицу его катились слёзы.
Трой могла лишь кивнуть в ответ. Говорить она не решалась, боясь, что голос подведёт её. Теплота жизни переполняла её тело, пока её не стало казаться, что теплота эта вот-вот вырвется наружу. Ощущение это было настолько сильным, что она взглянула на свои руки, ожидая увидеть, как тепло изливается из пальцев.
Она могла лишь чувствовать, что кожу её покалывает. Ничего такого, что можно было бы увидеть, показать Ворфу. Она смотрела в лицо Бреку, и знала, что он понимает. Одна-единственная вспышка между ними значила больше, чем могли выразить слова. Это было то самое общее чувствование, которое было у неё с другими бетазоидами. То самое понимание, на которое неспособен был никто из её друзей-землян или клингонов, как бы они не старались.
В этот миг Трой поняла то, чего не понимала раньше. Брек был эмпатом, но талант его был связан с этой плодородной, живой землёй. Не именно с этим местом, а с поверхностью планеты. Брек был тем самым целителем земли, о которых говорили легенды. Его талант не проявлялся, потому что планета была мертва, но теперь Трой чувствовала, как его сознание распахивается. Все защитные барьеры, которые ему пришлось построить, всё, что делало эмпата способным убивать других, ничего при этом не чувствуя, рушилось. Его эмоции, его сознание оголялись этой пульсирующей, ошеломляющей силой жизни.
