Впрочем, имелся у Ляны еще один недостаток — склонность преувеличивать достоинства людей, которые ей нравились. Но его и недостатком-то назвать трудно — ведь не самого же себя человек хвалит.
— Юленька, ты необыкновенная женщина. Столько в тебе ума, красоты, изящества, такта. Я рассказывала о тебе своему боссу, который жаждет с тобой познакомиться, — всякий раз восторженно приветствовала подругу Ляна. Как часто слышала Юлька подобные дифирамбы в свой адрес, от которых она еще ощутимей сознавала свои недостатки. Вот и сейчас Ляна внимательно посмотрела на нее и сказала: — Выглядишь прекрасно, еще больше помолодела, только невысохшие слезы портят тебя. Помни, что для мужчины главное — голова, а для женщины — лицо.
— Ляночка, я так рада тебя видеть, спасибо, что выбралась ко мне, — запоздало поблагодарила подругу Юлька, почувствовавшая себя гораздо лучше от общения с Ляной.
— Я-то быстрая на ногу и, в отличие от тебя, всегда настроена не только на телефонные звонки, но и на встречи.
— Ох, Ляна, ты же понимаешь, сколько времени отнимает работа, которая, как иногда мне кажется, просто мешает жить.
— Если тебе мешает работа, то брось ее, — моментально отреагировала Ляна.
— Легко сказать — брось.
— Слушай, подруга моя дорогая, я тебя никак не пойму, сначала ты чувствовала себя несчастной, потому что столько лет жила без своего пресловутого Волжина, теперь ты с ним, и опять тебе плохо, — нарочито пыталась задеть ее Ляна, понимая, что от наболевшей проблемы уходить нельзя, ее надо решать.
— Мне кажется, он ушел от меня навсегда. Я так несчастна. — Юлькино лицо скривилось в жалкую гримасу.
— Если ты несчастна, то лучше плакать в такси, а не в трамвае. Завтра утром прилетишь, отдохнешь, а вечером пойдем в ресторан. Пора уже и с Виктором Иванычем познакомиться. Ты бы видела, какой это мужчина! Обаятельный, утонченный, умный, благородный! Женщины с ума по нему сходят. Всё, решено. Завтра же я тебя с ним знакомлю.
— Этого я тебе не обещаю. Я должна подумать.
— Тут и думать нечего. Нас перестают любить тогда, когда мы перестаем любить себя. А ты, как я погляжу, совсем себя не любишь. — Ляна выступала в своем репертуаре. Ее жизненное кредо выражалось в умении себя любить, и не просто любить, а обожать.
— Вечер, проведенный в ресторане с приятным мужчиной, все равно не решит моей проблемы, только будет еще больней, — возразила Юлька.
— Так поделись своей проблемой, — решительно предложила Ляна.
— Понимаешь, Волжин уже давно настаивал на моем увольнении с летной работы, а я все время сопротивлялась. Он ждал, терпел, потом снова настаивал, потом снова терпел. В конце концов, чаша его терпения переполнилась, и он ушел. Он просто устал. Ему все это надоело. Боюсь, что даже если сейчас позвоню ему, уступлю, позову, скажу, как тоскую без него, как он нужен мне, как раскаиваюсь, — все это теперь будет напрасно.
— И не звони. Ни один мужчина не стоит ни наших слез, ни наших раскаяний. Ты вспомни, как я страдала, когда мой первый растрачивал свой пыл в постели знойной женщины с пышными формами.
— Но ты рассказывала, как он приходил к тебе, падал на колени, моля о прощении и предлагая начать все с чистого листа.
— Да, молил. Но ты, Юленька, еще не оказывалась в подобной ситуации, и не дай тебе бог в ней оказаться. Представь себе, я жду от него ребенка, зачатого в любви, а он уезжает на юг с какой-то девицей.
— Об этом ты мне не рассказывала, — притихла Юлька.
— Я о многом тебе не рассказывала, испытывая стыд и унижение. Это сейчас я успокоилась, обнаружив в себе способность бесстрастно обсуждать события тех лет. Так вот, когда родилась малышка, я уехала с ней к родителям на дачу, а мой интеллигентный Эдичка в это время водил свою пышечку ко мне в дом и разделял с ней наше супружеское ложе. Однажды я заехала, чтобы забрать какую-то необходимую вещь для ребенка, и буквально обомлела. Я и сейчас не помню, что я намеревалась тогда забрать, настолько сильный шок я испытала. Здоровенная девица, обернутая полотенцем, словно воровка, бегала по квартире, пытаясь на ходу одеться, но это ей не удавалось. Потом она сидела со мной на кухне, в подробностях рассказывая историю романа с моим мужем. «Уходите оба, — сказала я тогда спокойно, — брака больше не существует».
— Такое простить трудно, почти невозможно, — согласилась Юлька.
— Простить я не простила, а любить не перестала. Сначала я ходила по гадалкам, потом по храмам — ничего не помогало и легче не становилось. Если бы я тогда простила Эдика или сделала вид, что простила, мы бы и сейчас с ним жили. Только что бы из всего этого получилось? Порадовалась бы я недели две, а затем потекла бы прежняя жизнь, полная напряжения, недоверия и страха от ожидания неминуемой развязки. Я понимала, что мой первый муж неисправим, его манят занимательные приключения, новизна ощущений, африканские страсти. Пока Эдик чувствует себя мужчиной в сексуальном плане, он с головой будет окунаться в авантюры. А он, надо признаться, очень сильный мужчина.
— Может, это и парадокс, но мне, наоборот, кажется, что чем слабее мужчина, тем отчаянней он стремится пополнить число своих избранниц, чтобы убедить самого себя, что дело не в его сексуальной слабости, а в непривлекательности встречающихся ему партнерш, в их неумении настроить мужчину на нужную волну. Такие мужчины выглядят жалкими самцами.
— Я, кстати, тоже замечала такую грустную статистику. Но представляешь, если по своей природе мужчина кобель, да еще сильный и красивый кобель, так это и вовсе гремучая смесь.
— Многие называют такое явление абсолютной гармонией, — грустно усмехнулась Юлька, подумав о том, что, возможно, и ее обожаемый супруг нашел ей замену. — Но ты ведь любила его столько лет, и, наверное, было за что.
— Больше таких ласковых и душевных мужчин не встречала. Ведь какие бы скандалы ни возникали в доме, он даже голоса на меня никогда не повысил. Вот что значит белая кость, чистокровный дворянин, что по отцовской, что по материнской линии.
Юлька замечала в Ляне такую особенность — гордиться своим благородным происхождением и благородным происхождением своего мужа. Впрочем, и оснований для гордости было предостаточно.
— Лян, прости за бестактный вопрос. Твое второе замужество было счастливым?
— Счастливым. Только очень непродолжительный период. Каждый день я утопала в цветах, для меня приобретали одежду в дорогих бутиках, отдыхать я летала исключительно в салонах первого класса и останавливалась только в пятизвездочных отелях. Все это радовало меня и льстило моему самолюбию. Я так устала рассчитывать только на свои силы, что на какое-то время почувствовала себя настоящей женщиной, которую любят, о которой заботятся и выполняют любую ее прихоть. Одно только пугало меня — это его чрезмерная ревность. Он еще женихом жутко меня ревновал.
— Значит, Майн Рид ошибался, утверждая, что из ревнивых женихов, получаются равнодушные мужья, — попыталась смягчить грустные воспоминания подруги Юлька.
