— Хуже или лучше, чем то, что было перед этим?
Я не помнил, что было перед этим.
— Лучше, — бесстыдно произнес я.
— М-м-м, — задумчиво сказала Джинни. — Значит, куда мы идем — это неформальное место?
— Ну, можно и так сказать.
Она осмотрела меня сверху донизу. На мне были темно-синие штаны в военном стиле, темно-синяя кофта с капюшоном и черные кроссовки.
— Ты одет в неформальном стиле.
— Да? — задал я бессмысленный вопрос.
— Ты сам знаешь, — сказала Джинни и угрожающе скосила на меня глаза. Потом она снова осмотрела меня сверху донизу. — Думаю, что такой мой наряд подойдет, — задумчиво произнесла она, — если то место, куда мы идем, неформальное.
— Хорошо. Все в порядке. Можем выходить.
— Подожди минутку, — сказала она, потом снова исчезла в своей спальне, чтобы через пять минут показаться в дверях гостиной в черной рубашке и джинсах.
— А как насчет этого?
— Поверить не могу, что ты опять передумала.
Она не обратила внимания на мои слова.
— Лучше или хуже, чем до этого?
— Лучше, — произнес я с энтузиазмом.
Она посмотрела вниз на свои босые ноги.
— Кроссовки или ботинки?
— Ботинки, — ответил я.
Она тут же презрительно посмотрела на меня:
— Ну, значит, кроссовки.
Она снова скрылась в своей спальне и, как я и ожидал, вернулась через несколько минут уже в новом наряде: белой хлопчатобумажной рубашке с длинными рукавами, широких брюках цвета шампанского (благодаря Элен я узнал названия цветов женской одежды) и ботинках мужского фасона.
— Хороший выбор, — сказал я с тем энтузиазмом, который смог из себя выдавить, и, надо сказать, его оказалось не так уж и много.
— Спасибо, — ответила она. — Все, что мне осталось решить, так это надевать куртку или нет. — Она прошлась туда-сюда передо мной. — Ну что, идти в куртке или без куртки?
— В куртке.
— Но мы ведь едем на такси, так что я могу и без куртки, если только место, куда мы идем, не на улице.
— Нет, не на улице, — терпеливо сказал я. — Так что можешь идти без куртки.
Лоб Джинни наморщился от мыслительных усилий. Я видел, что она колеблется.
— Ты прав, мне не нужна куртка.
— Отлично! Теперь мы можем идти.
— Но не кажется ли тебе, что с ботинками лучше надеть куртку? По-моему, под ботинки нужна куртка.
Она сказала это так, как будто ее ботинки погрузятся в депрессию, если она не наденет куртки.
— Нет.
— Думаю, ты прав. Кто-нибудь тебе уже говорил, что из тебя получилась бы хорошая женщина?
— На этой неделе нет.
— А зря, — сказала она. — У каждой женщины должен быть такой советчик, как ты.
74
План на вечер казался предельно простым до тех пор, пока Джинни не начала одеваться. Все, что мне нужно было сделать, так это привезти ее в располагавшийся неподалеку, в Спаркбруке, индийский ресторан под названием «Король Массалы» к половине десятого. Единственной проблемой было то, что к тому времени, когда мы наконец добрались до ресторана — вернувшись с полпути из-за того, что Джинни все-таки решила надеть куртку, — было уже без пятнадцати десять, и мы здорово опаздывали.
— Вот куда ты меня привел, — сказала Джинни, когда мы вышли из такси у входа. — Значит, мы будем есть карри? А зачем было делать из этого такой секрет?
Я открыл ей дверь:
— Увидишь.
Она улыбнулась.
— Тебе и вправду нравится держать меня в неведении, так ведь? Ты думаешь, что это придает тебе немного таинственности, делает этаким Джеймсом Бондом. Ну…
Она остановилась на полуслове, потому что все, сидевшие за столиком на шестерых, заказанным на имя Мэтта Бэкфорда, — а именно Бев, Пит, Катрина и Гершвин — поднялись, чтобы поприветствовать нас.
— Не знаю, что и сказать, — произнесла Джинни, вся сияя. — Это просто фантастика, Мэтт. Мы так давно не встречались вот так, все вместе — просто удивительно. И Бев, и Пит, и Катрина — все здесь. И ты все это организовал?
Я пожал плечами.
— Все так, как ты когда-то сказала, — начал я, припоминая наш разговор с Джинни, состоявшийся чуть больше недели назад. — Когда твои друзья за тебя болеют, нет ничего невозможного. Я просто хотел показать, что тебе не нужны люди вроде Иэна, по крайней мере не в тот момент, когда вокруг тебя есть те, которые… — Я почувствовал неловкость. Все это звучало глупо.
— Те, которые что? — спросила Джинни, когда стало ясно, что я не собираюсь заканчивать фразу.
— Ничего.
— Ничего? — Она задумчиво осмотрела меня, потом поднялась на цыпочки, шепнула мне в ухо: «Обманщик» — и поцеловала меня. Но в отличие от нашего прошлого поцелуя, в этом было гораздо меньше любопытства и стремления к чему-то привычному и приятному, но гораздо больше страсти. Но еще важнее было то, что когда поцелуй завершился и мы заметили, что все за столом смотрят на нас, осталось приятное чувство, что он может скоро повториться.
В этот момент два официанта принесли по бутылке шампанского, открыли их и начали разливать.
Джинни толкнула меня в бок:
— Скажи тост, Мэтт.
— Нет, спасибо. Этого я не умею. Скажи сама — сегодня твой вечер.
— Я не могу, — сказала она. — Я тоже не умею. Но я была бы рада, если бы ты что-нибудь сказал.
— Давайте быстрее! — крикнул Гершвин. — Решайте, кто из вас скажет тост, пока из шампанского не вышел весь газ. Ну?
— За тех, кого сегодня с нами нет, — сказал я, поднимая бокал. — И за тех старых друзей, которые сегодня собрались здесь.
Следующий час пролетел почти незаметно в рассказах о новостях друг друга. Я долго болтал с Бев. Странно было увидеть ее после разговора по телефону. Представляя ее на другом конце линии, я думал, что она все еще одевается в готическом стиле, как в юности, но ее старая черная униформа трансформировалась в разноцветную майку и бусы в стиле хиппи. Как и большинство из нас, она немного поправилась, но оставалась такой же красивой, и ее неизменная улыбка была все еще на месте. А самое лучшее — ее привычки не изменились: в мире, где все отказывались от всего нездорового, мне доставляло удовольствие наблюдать, как она курит сигареты одну за другой, будто от них зависела ее жизнь. Катрина же, наоборот, очень изменилась: в юности она была достаточно привлекательной, но сейчас стала просто ошеломительной, и Пит не мог отвести от нее глаз весь вечер. Каким-то образом за прошедшие годы ее карие глаза стали еще более чарующими, манеры более раскованными и с налетом самоиронии, а стиль одежды — более утонченным. Из всех нас она казалось самой взрослой и, похоже, лучше всех вросла в новую кожу тридцатилетия.
