– Да, так говорили на лекции. Ты разве не играешь в теннис?
– Нет, – ответила я.
– Ну и ну, – сказал он, – это уже катастрофа. Придется научиться. Что может задержать нас на несколько месяцев.
– Боже мой!
– Должно быть что-то другое, – предположил он. – Какие у тебя хобби?
– Хобби? – переспросила я. – Собственно, у нас в Англии хобби не бывает. Разве что в анкетах – знаешь, когда поступаешь в колледж и тебя просят сообщить о твоем хобби, и ты пишешь – «киноведение». Это означает, что в пятницу ты берешь напрокат видеокассеты с Томом Крузом.
– Давай начнем с первого этапа, – сказал Алекс, – а об остальном позаботимся впоследствии.
Хесус лично принес нам поднос с чайными принадлежностями – большим белым чайником, несколькими бисквитами и нависающей над ними вазой с фруктами. Он был очень возбужден. Мы шумно поблагодарили его и насилу смогли прогнать.
Когда он все же удалился, Алекс налил мне чаю и сказал:
– Ладно, начинай ты: задай мне вопрос.
– Какого рода?
– Любого. Начни тему.
– Какого рода? – беспомощно спросила я.
– Гм… Интересы – страны, где побывал… Гм… Домашние животные… Политика… Что угодно.
– А нельзя ли пустить все на самотек? – спросила я.
– Тут важен фактор времени. Ладно, начну я. В какой стране ты больше всего любишь проводить отпуск?
– В Италии.
– Отлично, – сказал он. – Теперь ты.
Я отхлебнула чай и чуть поддернула простыню.
– М-м-м… У тебя было когда-нибудь домашнее животное?
– Да, – ответил Алекс, – когда мне было двенадцать, у меня была змея.
– Отлично, – кивнула я.
– Вот видишь, – сказал он, – очень мило получается. Моя очередь. Ты… У тебя… Ну, ладно… Кто твой любимый писатель?
– Фрэнсис Скотт Фицджеральд, – ответила я после почти получасового мычания и вздохов; Алексу даже пришлось поторапливать меня, чтобы на обдумывание не ушла вся ночь, а я отвечала, что надо точнее определить значение слова «любимый», и ожидает ли он от меня внесения в список Джейн Остин и Уильяма Шекспира в порядке их заслуг? Но потом мы вошли во вкус и безжалостно засыпали друг друга вопросами, пока не выпили весь чай, и вскоре я уже знала о нем кучу полезных вещей – например, что у него аллергия на клубнику, что он ездит на немецкой машине и никогда не был в Австралии.
– Второй этап, – объявил Алекс и посмотрел на часы. – Продолжим.
Он схватил меня за руку и увлек во двор гостиницы, где по какой-то безумной причине среди пальм была лужайка для крокета.
– Вместо тенниса. Ты случайно не знаешь, как играют в эту игру? – спросил он.
– Случайно знаю, – ответила я.
Я поплотнее обмоталась простыней и объяснила Алексу правила. Он начал игру и, замахнувшись молотком, как клюшкой для гольфа, послал шар с такой силой, что тот разбился о пень.
– И только? – проговорил он, с презрением крутя молотком. – Что дальше?
– Сейчас выясним, умеешь ли ты проигрывать, – сказала я и, конечно, выиграла. Мой безумный дядя был энтузиастом крокета, так что я училась у ног мастера.
Мы вернулись на веранду, и Алекс сказал, что из той лекции об ухаживании запомнил что-то про держание за руку.
Я сказала:
– Я знаю, что дальше. Ты говоришь, что позвонишь мне, а потом десять дней не звонишь, и я схожу с ума, сидя у телефона.
– Отлично, – проговорил он и вручил мне банан из вазы с фруктами, что принесли вместе с чаем.
Я села на своей веранде и положила бакан на стол перед собой.
– А что в это время делает мужчина? Мне всегда хотелось это знать, – сказала я.
– Я очень занят, – стал говорить Алекс, расхаживая на своей половине веранды, – у меня куча всяких дел, и я безмерно счастлив, что на заднем плане моего сознания ты. Я вроде летчика, который идет на смертельное задание и спасается благодаря мыслям о своей прекрасной жене, которая ждет его дома. И чем дальше я от тебя, тем ближе ты в моих чувствах.
Он отошел в самый дальний конец веранды и сел на перила. Повисла долгая пауза. Я поймала себя на том, что смотрю на банан на столе в надежде, что он зазвонит.
– И? – спросила я через какое-то время.
Он не обратил на меня внимания, даже не пошевелился. Прошло пять минут. Они показались мне вечностью. Наконец Алекс нагнулся, взял из вазы другой банан, поднес его к уху и сказал:
– Дзинь-дзинь!
Я схватила свой банан и произнесла, еле дыша:
– Алло?
– Привет, – сказал Алекс очень хладнокровно. – Вы, наверное, меня не помните…
– Помню! – сказала я, черт возьми, слишком эмоционально.
– Как вы поживаете?
– Прекрасно! Я – прекрасно. – Пауза. – А вы?
– Хорошо. Я – хорошо.
– Хорошо.
– Так… Ну, как дела?
– Гм…Я… Мне нравится, какая сейчас стоит погода.
– Да?
– Да.
Пауза.
– Ну, я просто позвонил, чтобы сказать, что неплохо было бы как-нибудь на днях сыграть в крокет.
– Вот как? Да! И в самом деле неплохо.
– Да… И еще я позвонил, чтобы поздороваться.
– Привет!
– Узнать, как вы поживаете…
– Очень мило с вашей стороны.
– Ну, хорошо, – нам нужно будет как-нибудь снова сыграть в крокет.
– Да.
– Ну, тогда – до скорой встречи, да?
– До скорой встречи.
– До свиданья.
– До свиданья.
– Негодяй! – сказала я, кладя банан.
– Что? – откликнулся Алекс.
– Ничего хорошего! – ответила я.
– Я пригласил тебя на крокет, – сказал он, – а ты меня отшила.
– Ты не пригласил меня на крокет, – ответила я. – Ты позвонил спросить «как я поживаю». Позвонил, чтобы «поздороваться» – ехидно.
– Но я ПОЗВОНИЛ! – сказал он. – Это говорит тебе все, что тебе необходимо знать! Незачем кастрировать парня бананом.
– А разве я это сделала? – спросила я, удивленно взмахнув бананом.
– Никакой теплоты! Никакой уступчивости!
– Извини, – сказала я, – но «поздороваться» еще не… еще не… не то, что надо.
– Для чего надо?
– Для чудовища Надо.
– Ладно, – сказал он, подумав над моим ответом и явно решив не углублять, – вторая попытка. – Он поднял свой банан. – Дзинь-динь!
