Мать гремела кастрюлями на кухне, открывала и закрывала кран с водой; на сковороде что-то отчаянно шкваркало, а по всему дому разносился запах жареного лука. По-прежнему не открывая глаз, Поперек свернулся колесом, разминая затекшие от долгого лежания мышцы спины. От сильного напряжения в спине появилась боль, но она была не резкая, скорее даже приятная, и Серега постарался развернуть плечи таким образом, чтобы снять усталость не только с позвоночника, но и с лопаток. Хрустнув чем-то внутри, он безоблачно улыбнулся и, наконец, открыл глаза.
В комнате было темно. На видике горели зеленоватые циферки, показывающие время, но зрение у Сереги было неважнецкое, поэтому, сколько он ни напрягал свои подслеповатые глаза, разобрать, который час, ему не удалось. По звону посуды на кухне Сергей понял, что мать ставит на плиту чайник, а значит, сейчас около половины девятого или девять.
Сон потихоньку покидал его сознание, уступая место реальности, вспомнив о которой, он снова улыбнулся. Сегодня был не простой день. Кроме кануна Нового года, он нес еще одно замечательное событие, лучше сказать, даже не событие, а удачу, редкостную удачу. Свалилась она на Сергея нежданно-негаданно и оттого была вдвойне желанна и необыкновенна.
Заключалась она в том, что глупый мальчик по имени Володя должен был к сегодняшнему дню разыскать и, кровь из носа, доставить к нему тридцать тысяч, что висели на нем в качестве долга хозяину ларька Шамилю. Конечно, это была не половина, а вся сумма целиком, но глупому желторотику об этом знать не полагалось.
Объясняя нестыковку в деньгах Шамилю, Поперек объяснил, что за воровство с этого наглеца Нестерова стоит снять сумму вдвое больше пропавшей, в качестве, так сказать, компенсации и науки на будущее. Лишний же тридцатник Сергей предложил располовинить, но Шамиль отказался, заявив, что его эти делишки не касаются и что ни в какую грязь он лезть не намерен. Ему, Шамилю, все равно, кто вернет пропавшие деньги, но, если к Новому году это сделано не будет, они пожалеют об этом оба.
Получив, таким образом, добро от своего начальника, Поперек возрадовался, сообразив, что прибыль, на которую он рассчитывал, по счастливому стечению обстоятельств, удвоится сама по себе, без дополнительных усилий с его стороны. Изъятый из палатки тридцатничек лежал у Сереги в надежном месте, целенький и невредименький, завернутый в полиэтиленовый пакетик, дожидаясь своего часа, когда наступит очередь возвратиться назад в папочкину кассу.
Те тысячи, которые сегодня должен припереть этот недоделок Нестеров, ни с того ни с сего возомнивший себя его другом, Поперек решил потратить на благие цели, потому как деньги, упавшие с неба, нужно непременно тратить немедленно, чуть ли не в тот же день, а то как пришли, так и уйдут, это известно каждому.
Нежась под пуховым одеялом, Серега мечтательно распределял предстоящую «получку». Часть денег, тысяч шесть-семь, он положит в банк на черный день, потому что мужик без заначки, что велосипед без колес. Остальные деньги он решил истратить как можно скорее, еще в этом году, но сделать это необходимо с умом.
Во-первых, матери нужна новая шубейка или зимняя куртка. Хватит ей ходить в старых дырах, семью позорить, чай, мужчина в доме, позаботиться о ней есть кому, так что нечего заплатками сверкать, двадцать первый век на дворе, а она все побирается, копейки считает. По представлениям Сереги, на одежку для матери он должен был поистратиться прилично, тысяч пять-шесть выложить придется, а то и поболе будет, но жаться он не собирался: мать одна.
Потом, на Мичуринском у него жила старая бабка, мать неизвестно куда сгинувшего много лет назад отца, которая прикрывала его всю сознательную жизнь, независимо от того, прав он был или нет. Иногда доходило до смешного: сняв с автомобиля приемник или обув с братвой очередной торговый киоск, он приходил к ней под самое утро, уставший и счастливый, полностью удовлетворивший свою потребность в адреналине и разбогатевший в одночасье. Засыпая крепким сном, он был уверен в бабке, как в самом себе и даже больше, зная, что под любой присягой она подтвердит, что весь вечер напролет любимый внучок был с ней, закутывая замерзшую бабушку в теплый плед и читая статьи из любимой газеты старушки.
Никогда никакой выгоды бабка с этого не имела, она просто любила Серегу и, как умела, заботилась о нем, прикрывая его от неприятностей. Справедливости ради нужно, чтобы хоть раз в жизни бабке, повезло.
Прикидывая, чем можно порадовать старушку, Серега подумал, что лучше всего будет, если в ее доме появится настоящий цветной телевизор, а древний, полуразвалившийся черно-белый «Рекорд», доживавший свой век на трех колченогих подпорках, он собственными руками отнесет на ближайшую помойку, которая плачет по этой доисторической развалюхе уже лет двадцать. Конечно, на большой телевизор денег не наскрести, но зачем старой бабке огромный экран? Ей и маленького хватит, все равно любой ныне существующий аппарат больше того, который стоит у нее в углу и молит о пощаде. С новогодними скидками это выльется в пятерик, не больше.
Подсчитав сумму всех будущих покупок, он вывел, что из тридцатника у него должно остаться тысяч тринадцать, а с вычетом долгов, накопившихся за длительное время безденежья, – семь-восемь, но и это приличные деньги, которые он мог тратить на себя с чистой душой.
То, что благими намерениями дорога в ад вымощена, знает каждый, но редко кому приходит в голову примерить это одеяние на себя. Планируя покупку щедрых даров, Поперек не учел, что свое счастье он решил выстроить на несчастье другого. Сказать, чтобы он был злым по натуре, нельзя, но такая элементарная мысль просто не пришла ему в голову, вот и все.
Даже если бы вдруг ему захотелось задуматься над подобным вопросом, он вряд ли бы поступил иначе. В своих несчастьях этот Нестеров виноват сам, и винить в сложившейся ситуации кого-то постороннего просто глупо. Видимо, мальчик вырос в тепличных условиях, так и не поняв, что в борьбе за существование выживает сильнейший. Кого винить в том, что у юнца не работают мозги и полностью отсутствует инстинкт самосохранения? Только его и надо винить, да еще его непутевых родителей, не сумевших за полтора десятка лет вложить ему в голову эту простую истину.
В конце концов, ничего страшного в том, что произошло, нет. Пусть утешается тем, что не все потеряно, если потеряно не все, и пусть начинает с нуля, руки-ноги есть, значит, жить будет. По крайней мере, пусть все случившееся послужит для него хорошим уроком, и, может, до него хоть что-то дойдет, а то так и будет всю жизнь тепличной тряпкой. Может, он, Поперек, научит его уму-разуму, если учить больше некому. Он доброе дело сделает, и его наука обойдется этому паршивцу малой кровью, а другой не пожалел бы парня, выставив его на более значительную сумму. Но он, Поперек, добрый, зачем человеку жизнь портить? Учить не только можно, но и нужно, кто же, как не старший товарищ, поделится опытом? А вот портить не стоит.
Задавив маленького неудобного червячка совести, так некстати зашевелившегося внутри него, Серега вновь повеселел, представив себя в качестве покровителя. Все-таки здорово, что у него голова на плечах, а не пустой чугунок, как у этого нюни Нестерова. Вот и мать порадовать можно будет, и бабку, а от такого сына и внука, как Вовчик, одни беды в семье. Вот что значит неудачный ребенок!
