Мужчины, образовавшие этот живой заслон, были одеты в клетчатые брюки и леденцовых цветов рубашки, женщины — в платья с длинными рукавами. В руках они держали изготовленные из белой бумаги плакатики, гласившие: «Фестиваль отменяется по распоряжению городского совета Уайт-Лейка. Немедленно покиньте Уайт-Лейк.» Хиппи, молодые и старые, просто обходили этот заслон стороной — распоряжение городского совета никакого впечатления на них не производило. Все, что говорили члены совета, представлялось им невразумительной белибердой.
Заслон этот стал, причем самым неожиданным образом, доказательством того, что поколение, принимавшее расизм и сексуальную дискриминацию как нечто само собой разумеющееся, поколение, подарившее нам атомную бомбу и войну во Вьетнаме, настолько привыкло соглашаться с установленным порядком вещей, что оказалось неспособным организовать хоть сколько-нибудь действенный протест против чего бы то ни было. Я мог бы посмеяться над их усилиями, если бы таковые не казались мне до жути печальными и — да, пожалуй даже жалкими. При всем обилии ужасов, творившихся в мире, эти люди направили свои силы на то, чтобы помешать совершиться трем дням музыки, мира и любви.
12. Взятие Вудстока
В пятницу 15 августа 1969 года, в пять часов пополудни, Ричи Хэвенс официально открыл, исполнив девять песен подряд, Вудстокский фестиваль музыки и искусства. Согласно программе, Хэвенс не должен был выступать первым, однако один лишь он и оказался доступным к этому времени. Все ведущие в Уайт-Лейк дороги были забиты, возможность хоть как-то одолеть их отсутствовала. Единственным средством доставки исполнителей в Уайт-Лейк стал вертолет. Майк Ланг бросился Хэвенсу в ноги, и тот без большой охоты, но вышел на сцену.
И тут же выяснилось, что лучшего начала концерта и придумать было нельзя. Полный решимости, но скромный, как человек, считающий свою миссию более важной, чем он сам, Ричи Хэвенс появился на сцене с гитарой под мышкой и обратился к морю застывших в ожидании музыки лиц. «Завтра люди прочитают о вас и о том, как клево вы здесь оттянулись, — сказал он толпе. — По всему миру, если вы сечете, что это такое» А затем он заиграл на гитаре, стремительно и неистово, как одержимый.
Установленные на ферме Макса Ясгура огромные динамики разносили подрагивающие звуки гитары Хэвенса по холмам и долинам Уайт-Лейка, делая их слышными для всех. Сипловатый голос певца, столь честного в его страстных призывах, словно нес в себе самую душу и сердце страны, истово требовавшей прекратить войну и признать всех людей равными. Никто из живших в ту пору не смог бы лучше, чем он, передать дух своего времени и боль, составлявшую ядро человеческого существования.
Несмотря на недели угроз, которыми осыпали нас местные жители, несмотря на близорукое сопротивление городских властей, Вудстокский фестиваль действительно начался. И со сцены его звучали теперь мощные музыкальные голоса нового поколения.
В ту ночь Арло Гатри сообщил со сцены о последних сделанных полицией оценках размера собравшейся в Уайт-Лейке толпы. «Чуваки, не знаю, многие ли из вас способны усечь, сколько народу сюда набилось, — нараспев произнес он своим характерным носовым говорком. — Я тут с легавыми побазлал, так? И знаете что? Чуваки, они говорят, нас тут нынче полтора миллиона собралось. Сечете? Нью-йоркская шоссейка закрыта, чуваки»
Впоследствии официальные лица штата и города объявили, что на ферме Ясгура присутствовало пятьсот тысяч человек. И еще миллион, по их словам, застрял в автомобильной пробке, которая начиналась примерно в девяноста милях отсюда, у моста Джорджа Вашингтона. Однако я уверен: это оценка консервативная до крайности. Людей здесь было намного больше, чем собирается под Новый год на Таймс-Сквер, а число последних принято считать равным миллиону.
Вопреки всем страхам и слухам, циркулировавшим перед началом концерта, ни преступлений, ни актов насилия совершено во время фестиваля практически не было. Не было бесчинств, изнасилований, нападений на местных жителей. На деле, когда местные жители и вправду сталкивались с хиппи лицом к лицу, то обнаруживали, что люди они вежливые, почтительные и доброжелательные. Единственный проступок, отдаленно напоминавший преступление, совершили молодые люди, перерезавшее проволочное ограждение владений Макса и проникшие на концерт без билетов. Однако и это таким уж серьезным нарушением не было, поскольку Майк Ланг и я успели объявить к тому времени, что концерт будет бесплатным. Да и во время концерта «Вудсток Венчерз» не раз повторяла: вход свободный.
Среди тех, кто собрался на ферме Ясгура, царил дух подлинной щедрости, общности и взаимовыручки. Его проявления можно было видеть в широких улыбках зрителей, в том, как они то и дело показывали друг другу «знак мира», как протягивали руку помощи совершенно не знакомым им людям. Даже трудности существования не уменьшали ни праздничного настроения их, ни любви, с которой они относились один к другому.
На протяжение всего того уик-энда то и дело разражались проливные дожди, люди промокали до нитки, муравчатый луг Макса обращался в гигантское поле грязи. Чтобы видеть выходивших на сцену исполнителей, зрителям приходилось стоять или сидеть в грязи. И что еще хуже, все они были голодны. Нехватка продуктов начала ощущаться уже за две недели до начала концерта. И однако же, никого все это особенно не удручало. Зрители пережидали дождь в легковушках, фургончиках, палатках. Они делились друг с другом едой, водой, спиртным и наркотиками. Счастливые и веселые, они одолевали все трудности «с небольшой помощью друзей». Когда дождь прекращался, снова начинала звучать музыка. И боже ты мой, какие исполнители чередой выходили на сцену: Тим Хардин, Мелани, Арло Гатри, Джоан Баэз, «Country Joe & The Fish», Джон Себастиан, Сантана, «Grateful Dead», «Creedence Clearwater Revival», Дженис Джоплин, «Sly and The Family Stone», «The Who», «Jefferson Airplane», Джо Кокер, «Blood, Sweat, and Tears», «Crosby, Stills, Nash & Young», «Sha Na Na» и Джими Хендрикс — это лишь некоторые из имен. Музыка песен и их слова рисовали картины свободы и мира, и люди, собравшиеся на Вудсток, сами обратились в одну из таких картин.
Музыка наполняла собою все. Акустические системы фестиваля обладали такой мощью, что изгнали из округа Салливан всех птиц, вернувшихся назад лишь после завершения концерта. Для всех же прочих эта музыка была звучанием радости.
Что касается меня, я так и не приблизился к ферме Ясгура на расстояние, меньшее того, что отделяло от нее мотель «Эль-Монако». Я по-прежнему управлял нашим бизнесом, а спрос на услуги «Эль-Монако» был, большое спасибо Вудстоку, колоссальным. На территорию мотеля забредали на нетвердых ногах буквально тысячи и тысячи людей и каждый из них в чем-то да нуждался — от первой помощи до спального места. Эти дни обратились для меня в мутное облако непрестанных требований — я то и дело переволакивал на себе по всей нашей территории коробки с туалетной бумагой, продуктами, питьем, охапки простыней; отвечал на участившиеся вопли мамы, которой требовалась моя помощь; пытался втолковать хиппи, что насланные на них наркотиками фантазии это всего лишь фантазии и есть. Когда эти ребята все же возвращались на землю и обретали здравость рассудка, большинство их просто падало на мокрую землю и засыпало. Сотни людей лежали на территории «Эль-Монако» и вокруг нее — перекурившихся, пьяных или просто решивших вздремнуть. Земля наша сильно походила на поле долгой, наконец завершившейся битвы.
