Клодия уже стояла возле стола.
— И в самом деле, — сказала она решительным тоном. — Уж и не знаю, что на меня нашло. Ты абсолютно права, моя дорогая. Открой дверь Роберу. Мы будем беспечны и веселы, как парочка шаловливых подружек.
Мадлен оттянула задвижку и улыбнулась стоящему на пороге отцу.
В своей старомодной одежде он смотрелся довольно нелепо: полы камзола до неприличия узкие, карманы подняты чересчур высоко. Но скроен был этот костюм, безусловно, изрядным мастером, а сизый цвет рубчатой ткани вовсе не выглядел мрачным. Он усмехнулся:
— Я тронут. Девочка оторвалась от трапезы, чтобы встретить отца.
Мадлен взяла его за руки.
— Мы с тетушкой, вас поджидая, считали минуты и почти не притрагивались к еде.
Она посторонилась, приглашая отца войти.
Брат и сестра замерли, всматриваясь друг в друга, ведь расстояние, их разделявшее, измерялось годами. Графиня, неуверенно улыбаясь, присела в весьма церемонном поклоне. Маркиз, спохватившись, ответил ей в той же церемонной манере.
— Ах, Робер, — наконец произнесла Клодия и подошла, чтобы поприветствовать гостя по-родственному. — Сколько лет прошло, сколько зим…
Брат сдержанно обнял сестру, затем отступил и склонил голову набок.
— Прошло, — согласился он, внимательно ее оглядев. — Но годы были милостивы к тебе, Клодия. Я бы никогда не поверил, что тебе все тридцать семь. Ты выглядишь не более чем на тридцать.
Клодия благосклонно приняла комплимент и проводила Робера к столу.
— Прошу вас присесть и разделить с нами наш ужин. Конечно, вам сейчас принесут то, что вы заказали, но от этого нежного, протушенного в винном соусе мяса не отвернулся бы и король.
Робер сел, но выглядел несколько скованно.
— А где же, Клодия, ваш супруг? Я надеялся возобновить с ним знакомство.
Клодия оказалась на высоте и ответила с восхитительной легкостью:
— Ах, Робер, Жервез, такой бестолковый. Он, не посоветовавшись со мной, дал какие-то обязательства на этот вечер еще неделю назад и был просто в отчаянии, что ничего не может переиначить. Прошу, не судите его слишком строго. Надеюсь, он вскоре освободится и прибудет сюда.
Робер склонил голову, принимая ответ к сведению. Он не видел сестру много лет, а потому и не понял, что она думает вовсе не то, что говорит.
— Что ж, понимаю. Взятые на себя обязательства следует исполнять. Не беспокойтесь, сударыня, я ничуть не задет и с удовольствием побеседую с ним немного позднее.
Он улыбнулся двум женщинам, а те ответили ему взглядами, полными нежной любви.
* * *
Отрывок из письма маркиза де Шеню-Турея к маркизу де Монталье.
2 ноября 1743 года.
…С вашей прекрасной дочерью я имел удовольствие познакомиться в отеле «Трансильвания» — на одном из приемов. Составив ей партию в нескольких танцах, я убедился, что ее обаяние более обусловлено духовными качествами, нежели неотъемлемой от нее красотой. Остроумие мадемуазель де Монталье вызвало мое восхищение, а добродетельные суждения пробудили во мне истинное уважение к ней.
Так как о других обращениях к вам по интересующему меня поводу мне ничего не известно, я беру на себя смелость обратиться к вам напрямую, в английской манере, чтобы сказать: я сочту величайшим счастием моей жизни, если вы примете меня как своего зятя. Мое состояние и ранг равны вашим, так же как и прочие атрибуты моего положения. Я предлагаю вашей дочери свою искреннюю преданность и надеюсь, что она вызовет в ней ответное чувство.
Разумеется, мне не будет достаточно лишь вашего одобрения. До того как все решить окончательно, я хочу узнать у мадемуазель де Монталье, склонна ли она дать мне желанный ответ. Мои чувства к вашей дочери таковы, что, не ощутив в ней взаимности, я немедленно откажусь от всяческих на нее притязаний, ибо ищу не только руки ее, но и сердца.
Посему четвертого числа этого месяца после приема у д'Аржаньяков я намереваюсь сделать вашей дочери предложение. С вашего позволения я предложу к ее услугам свой экипаж для прогулки. Если вы изъявите желание сопровождать нас, то будьте уверенны, что препятствий к тому не имеется никаких.
Смею надеяться, что, будучи свободной от треволнений, связанных с праздничными обстоятельствами, мадемуазель де Монталье откроет мне свое сердце и либо дарует счастье, либо скажет, чтобы я оставил надежду завоевать ее когда-либо.
…Я почту за честь быть представленным вам на этом приеме. Возможно, вы пожелаете о чем-нибудь меня расспросить или, быть может, откажете мне. Я знаю одно: все, что бы вы ни решили, будет продиктовано интересами вашей дочери, а не меркантильными соображениями. Хотя, увы, в этом мире молодые люди очень часто становятся чем-то вроде разменной монеты в руках корыстолюбивых родителей, преследующих сиюминутные цели и не заботящихся о ценностях высших.
Не молю вас о снисходительности, но смиренно прошу дать мне понять, смею ли я надеяться. Главным для меня, как, конечно же, и для вас, является благополучие вашей дочери.
С наипочтительнейшими пожеланиями всего наилучшего имею честь пребывать вашим покорным слугой,
Самсон Жильбер Эгилъ Николь Эррио Ив,
маркиз де Шеню-Турей
ГЛАВА 3
Парадные двери особняка д'Аржаньяков были призывно распахнуты, в холле коридором выстроились лакеи, принимающие плащи и шляпы гостей. Приглашенные начали прибывать, когда часы пробили девять. Все помещения первого этажа дома сияли, всюду — в дополнение к люстрам — установили напольные канделябры, источавшие мягкий мерцающий свет.
Мадлен стояла рядом с графиней, улыбаясь входящим. Щеки девушки порозовели от возбуждения. Ее роскошное платье со смелым вырезом и прошнурованными до локтей рукавами имело цвет платины, драгоценные камни, его осыпавшие, вспыхивали мириадами крошечных огоньков. Искусная вышивка, покрывавшая каждую пядь парадного туалета Мадлен, изображала морские волны и резвящихся в них тритонов и нимф, нижняя юбка из светлого атласа была отделана жемчугами. Локоны в два ряда обрамляли прелестное личико юной красавицы, шею ее облегало великолепное ожерелье, набранное из сапфиров и турмалинов.
Пышное темно-синее платье графини чуть колыхалось и очень ей шло. Впрочем, три ряда кружев, украшавших его корсаж, странно напоминали о модах прошлого века. Точно такие же кружева шли по краю нижней юбки владелицы дома, они же мерцали и в ее напудренных волосах, охваченных плотной сеткой. Из драгоценностей на ней были лишь золотые браслеты с крупными бриллиантами безупречной огранки.
Маркиз де Монталье находился тут же. Бархатный, красновато-коричневый, хорошо пошитый костюм сидел на нем очень недурно, однако делал его похожим на ментора. Впрочем, лицо маркиза лучилось от удовольствия, что с лихвой возмещало консервативность наряда.
