— Я вижу, кто с тобой, — раздался в динамиках хорошо знакомый голос, — проходите.
Щелкнул пневматический привод замка. Створки ворот с легким жужжанием поползли в разные стороны. Аня вновь села за руль «девятки» и загнала ее во внутренний дворик. Я проследовал за машиной пешком — и тут же наткнулся на оскаленную пасть огромной кавказской овчарки, прикованной толстой цепью к воротам. Рядом с собакой стояли двое молодых парней в ярких банданах и с «Калашниковыми» наперевес. Пес остервенело лаял. Юноши выглядели не то чтобы враждебно, но и не дружелюбно: глаза внимательно обшаривали меня с ног до головы, указательные пальцы лежали на спусковых крючках автоматов, которые, кстати сказать, были сняты с предохранителей.
— Все в порядке, ребята, — проревел оглушительный бас. — Мурзик, сидеть! Это свой, можете убрать оружие.
Двери храма распахнулись — я попал в медвежьи, пахнущие ладаном и бандерасовским «Диаболо» объятия. Священник был так же силен и могуч, как и три года назад, в момент последнего нашего свидания. Высокая, мощная фигура с огромными бицепсами, натягивающими шелк черного подрясника греческого кроя. Пышная шевелюра цвета воронова крыла с едва заметной сединой. Аккуратная, тщательно подстриженная бородка а-ля Джордж Майкл — отец Александр не признавал лопатообразные, свидетельствующие о повышенном благочестии бороды.
— Здравствуй, Гаврила, здравствуй, дорогой, — басил Священник, хлопая меня по плечу.
— Я-то здравствую, — с трудом удалось вставить мне словечко, — но вот со Свином проблемы.
— Знаю, знаю, — нахмурился отец Александр. — Давай его сюда, посмотрим.
Естественно, Священник тоже был когда-то старшим офицером, а посему обладал равными со Свином способностями и мгновенно прокачал ситуацию на энергетическом уровне. В биополе любого человека остаются воспоминания о любом дне жизни — все равно, что запись на компакт-диске. Только более ранние события уходят в дальние, плохо прочитываемые слои, зато недавние сияют подобно неоновой вывеске. Смотри — не хочу. Поэтому узнать то, что произошло с нами в «Медузе», для отца Александра не составило труда.
— Ты еще не забыл навыки лечения? — спросил я, открывая дверцу «девятки».
— Забыть можно только идеалы юности, — сказал Священник, — а лечебный дар — это все равно, что воздухом дышать.
Мы вытащили Свина из салона, я взялся за передние копыта, отец Александр — за задние.
— Понесли, — скомандовал Священник.
Покряхтывая от тяжести — туша-то Свина тянула килограммов этак на сто пятьдесят, — мы затащили моего раненого офицера в притвор. В церкви было темно. У нескольких икон горели свечи. В глубине крохотными маячками поблескивали лампады алтаря. Пахло воском и ладаном.
— Только без хирургического вмешательства, — попросил Свин, когда мы опустили его на продолговатую отполированную скамейку.
— Обижаешь, коллега, — хмыкнул Священник. — Сделаем все без шума, без пыли. Гаврила, принеси, пожалуйста, воду и серебряную умывальницу из алтаря.
Я смущенно потупился:
— Слушай, я плохо знаю все эти ваши обычаи, но, кажется, мирянам запрещено входить в алтарь.
— Если бы ты знал, сколько всего нельзя делать людям, но, тем не менее, они делают это, ты бы не только в алтарь, ты бы на купол залез, — покачал головой отец Александр. — Давай быстрее, благословляю.
Я прошел к алтарю, отыскал там кувшин с водой и серебряную умывальницу и вернулся в притвор. Священник уже молился над Свином. Я знал, что дар лечения у него потрясающий и открылся он еще на войне, которую мы вместе проходили когда-то. Он лечил раненных снайперами, посеченных фугасами, да и просто обмороженных солдат. Так что Свин оказался в надежных руках.
Я поставил умывальницу рядом со скамейкой. Священник плеснул воду себе на руки, после чего приложил ладони к ране Свина и погрузился в молитву. Я наблюдал за ним, чувствуя, как душа медленно наполняется спокойствием. Когда человек на самом деле, нелицемерно, соприкасается с высшими сферами, результат может быть только таким — легкое сердце и светлая радость в душе.
Спустя пару минут Свин взвизгнул от боли. Внизу что-то звякнуло. Я опустил глаза и увидел в умывальнице маленький окровавленный кусок металла.
— Все, все, дорогой, — словно маленького, шепотом успокоил моего офицера отец Александр. — Пуля вышла. Теперь проведем пару заживляющих воздействий — и будешь, как новенький.
— Только, чтобы шрама не осталось, — попросил Свин. — Интерьер, он, сам понимаешь, в любом облике важен.
Я стер с его пятака пот и тоже попытался направить на розовое тело потоки благодати. Просто представлял, как голубая светящаяся волна окутывает простреленную розовую задницу. Не знаю, внесли ли мои усилия хоть какую-нибудь лепту в процесс излечения, но вскоре Свин потянулся и довольно хрюкнул. Его маленькие глазки снова заблестели.
— Ну вот, теперь живем…
— Это, конечно, вопрос, — сказал отец Александр, омывая руки от крови, — но интерьер у тебя полностью восстановлен. Хоть сейчас на выставку.
— Иди ты, — беззлобно огрызнулся Свин, слезая со скамейки.
Он прекрасно знал, что Священник любит подшучивать над всеми своими знакомыми, а потому не обижался.
— Ну что, теперь я могу приветствовать вас по полной программе, — поклонился отец Александр. — Здравствуйте, старший офицер Свин. Здравствуйте, младший офицер Гаврила. Позвольте поздравить вас с получением наград от Небесной Канцелярии.
— Ой, только не надо этих формальностей, — в один голос сказали мы, после чего Свин добавил: — Расскажи лучше, что у вас здесь творится. Я прокачивал ауры у многих жителей Приморска, но так ничего и не понял. Очень сильная защита.
— Страх — самая сильная защита против открытости ауры, — согласился Священник. — Но разговор будет долгим. Полагаю, Гавриле сначала неплохо бы принять душ и переодеться.
— Вот за это тебя, наверное, и любят прихожане, — хрюкнул Свин. — Всегда прежде подготовишь почву и только потом бросаешь семена…
— Разговор на пустой желудок — мысли, выброшенные на ветер, — поддакнул я.
— Намек понял, — обнажил белые зубы в усмешке отец Александр. — Идемте в гостевой домик.
Гостевой домик на поверку оказался огромным трехэтажным коттеджем, построенным позади храма. Направляясь к нему по вымощенной плитками дорожке, я отметил краем глаза, что парни в банданах остались во дворе. Даже далекий от военных дел человек мог с легкостью определить, что они находились на посту. Да, разговор обещает быть интересным…
Внутри коттеджа было просторно, светло от многочисленных ламп и очень тепло. На подоконниках стояли живые цветы в изящных керамических горшках. Копыта Свина гулко стучали по безупречному паркету.
Священник провел меня в комнату, показал душ. Я с наслаждением понежился под горячими струями, смывая с себя оставшуюся еще после катастрофы соль. Затем побрился и без особых угрызений совести воспользовался стоявшей на подзеркальнике парфюмерией.
