— Для всех млекопитающих? Что-то вроде кумадина?
— Нет, не вроде. Это кумадин и есть. Сетракян посмотрел на бутылочку.
— Получается, я сам вот уже несколько лет принимаю крысиный яд?
— Ну да. Вы и миллионы других людей.
— И что он делает с крысами?
— То же, что он сделает и с вами, если вы примете слишком большую дозу. Антикоагулянты вызывают внутренние кровотечения. Крысы истекают кровью — она просто хлещет из всех отверстий. Не очень-то приятное зрелище.
Сетракян взял бутылочку в руки, чтобы изучить этикетку, и вдруг заметил кое-что на полке — позади того места, где стоял флакон с антикоагулянтом.
— Василий, мне не хочется беспокоить вас попусту, но разве это не мышиный помет?
Василий, хромая, подошел к полке, чтобы получше рассмотреть то, на что указал Сетракян.
— Ебитская сила! — воскликнул он. — Как такое может быть?!
— Уверяю вас, это просто легкая инвазия, — сказал Сетракян.
— Легкая, тяжелая, какая разница?! Здесь должно быть как в Форт-Ноксе{19}! — Фет раздвинул другие бутылочки — даже опрокинул несколько из них, — чтобы разглядеть следы грызунов. — Это все равно, как если бы вампиры ворвались в серебряные копи!
Фет как одержимый принялся рыться в задней части своей кладовки, пытаясь найти новые следы инвазии, а Эфраим заметил, что Сетракян, взяв одну из бутылочек, быстро опустил ее во внутренний карман пиджака и вышел из чулана.
Эф последовал за ним и улучил возможность поговорить с Сетракяном в отдалении, так чтобы их никто не слышал.
— Что вы собираетесь с этим делать? — спросил Гудуэдер.
Сетракян не выказал ни малейшего чувства вины от того, что его поймали на мелкой краже. Вид у него был неважнецкий: щеки ввалились, лицо обрело землистый, бледно-серый оттенок.
— Фет сказал, что это, в сущности, не что иное, как препарат, разжижающий кровь. Поскольку ныне все аптеки практически разграблены, я бы не хотел в какую-то минуту оказаться без нужных мне лекарств.
Эф некоторое время стоял молча, разглядывая старика, — ему хотелось понять, какая правда скрывается за этой ложью.
— Нора и Зак готовы отправиться в Вермонт? — спросил Сетракян.
— Почти готовы. Только не в Вермонт. Нора вовремя подметила: это место, где живут родители Келли, и ее вполне может потянуть туда. Есть один летний лагерь для девочек — Нора его хорошо знает, потому как выросла в Филадельфии. Сейчас не сезон, поэтому там никого нет. Три домика на небольшом острове посреди озера.
— Хорошо, — сказал Сетракян. — Окруженные водой, они будут в безопасности. Когда вы отправляетесь на вокзал?
— Скоро, — ответил Эф, сверяясь с наручными часами. — У нас еще есть немного времени.
— Они могли бы поехать на машине. Вы же понимаете, что мы здесь вне эпицентра. В этом районе нет линий подземки, здесь сравнительно мало многоквартирных домов, подверженных быстрому заражению паразитами, вампиры еще не скоро займутся его колонизацией. Пока еще это не худшее место.
Эф покачал головой.
— Поезд — самый быстрый и надежный способ убраться из этой чумы.
— Фет поведал мне о полицейских, которые в свободное от дежурства время самостоятельно патрулировали улицы и заявились в ломбард, — сказал Сетракян. — Как только их семьи уехали из города и оказались в безопасности, эти полицейские решили заняться самосудом. Полагаю, у вас на уме что-то похожее?
Эф был поражен. Неужели старик интуитивно догадался о его плане? Он уже собирался рассказать обо всем Се-тракяну, как в мастерскую вошла Нора, неся открытую картонную коробку.
— Вот это все для чего? — спросила она, поставив свой груз возле клеток, предназначавшихся для енотов. Внутри коробки были кюветы и химикаты. — Вы решили заняться фотографией, и вам нужна темная комната?
Сетракян повернулся к Норе.
— Есть некоторые серебряные эмульсии, которые я хочу проверить на кровяных червях. У меня есть определенные основания для оптимизма — в том смысле, что аэрозоль из тончайшего серебряного порошка, если удастся его выделить, синтезировать и научиться распылять направленно, будет эффективен как оружие массового уничтожения тварей.
— Но каким образом вы хотите испытать его? — спросила Нора. — Где вы возьмете кровяных червей?
Сетракян приподнял крышку переносного холодильничка из пенополистирола — там покоилась стеклянная банка, в которой медленно пульсировало вампирское сердце.
— Я расчленю червя, населяющего этот орган.
— Разве это не опасно? — спросил Эф.
— Только в том случае, если я допущу ошибку. Я уже расчленял этих паразитов в прошлом. Каждая часть регенерирует и превращается в полностью функционального червя.
— Ага, — сказал Фет, вышедший из чулана. — Я уже видел такое.
Нора приподняла банку и посмотрела на сердце, которое старик подкармливал вот уже тридцать лет, собственной кровью вливая в него жизнь.
— Ну и ну! — сказала она. — Это что-то вроде символа, правда?
Сетракян посмотрел на нее с неподдельным интересом.
— Что вы имеете в виду?
— Это больное сердце, которое вы держите в банке… Ну не знаю… Я думаю, оно являет собой пример того, что послужит причиной нашего окончательного краха.
— И что же это такое? — спросил Эф.
Нора пристально посмотрела на него. Во взгляде ее мешались глубокая печаль и столь же глубокое сострадание.
— Любовь, — сказала она.
— Ах, да. — Сетракян утвердительно кивнул, тем самым подтверждая проницательную правоту Норы.
— Немертвые приходят за своими любимыми, — сказала Нора. — Любовь человеческая извращается: она становится чисто вампирской потребностью.
— Возможно, это и есть самое страшное, самое вероломное зло нынешней чумы, — молвил Сетракян. — Вот почему вы должны уничтожить Келли.
Нора согласно кивнула.
— Ты должен отпустить ее, Эф. Должен освободить ее от хватки Владыки. Освободить Зака. А в широком смысле — освободить всех нас.
Эф поразился ее словам, но не мог не признать, что Нора была права.
— Я знаю, — сказал он.
— Одного лишь знания того, как вы должны действовать, недостаточно, — вмешался Сетракян. — Вам предстоит совершить деяние, которое идет вразрез со всеми человеческими инстинктами. Освобождая любимого вами человека, вы… вы сами в какой-то степени становитесь обращенным. Вы восстаете против всего человеческого, что в вас есть. Это деяние изменяет человека навсегда.
Слова Сетракяна прозвучали с необыкновенной силой. Все погрузились в молчание.
