— Сетракяна больше нет, — прошептала Нора. — Он мертв. Или с ним случилось кое-что похуже. Над нами — катастрофа, всесожжение, холокост. Вампиры выиграли. Стригои победили. Это конец. Конец всему.
Никто не произнес ни звука. В длинном тоннеле безмолвно висел тяжелый недвижный воздух.
Фет снял с плеча сумку. Открыв ее, он стал перебирать содержимое своими перепачканными руками, пока не нашел то, что искал, — книгу в серебряном переплете.
— Может быть, и так, — сказал он. — А может, и нет.
Эф забрал один из мощных фонарей Гуса и снова отправился бродить по тоннелям в одиночку, на свой страх и риск, пытаясь пройти до конца каждый вампирский след, который он находил, каждую вонючую тропу стригойских выделений.
Ни одна из них не привела его к Заку. И все же он бродил и бродил, выкрикивая имя сына, — его голос гулко отдавался в тоннеле и возвращался эхом, которое звучало как насмешка. Он допил последние капли из фляжки, а затем запустил этот сосуд из крепкого, толстого стекла в стену тоннеля, и дребезг осколков неожиданно показался ему богохульством.
А затем Эф нашел ингалятор Зака.
Он лежал возле рельса в совершенно заурядной секции тоннеля, которая никакими иными приметами не отличалась. К баллончику все еще была прикреплена этикетка: «Закари Гудуэдер, улица Келтон, Вудсайд, Нью-Йорк». Внезапно все эти слова словно бы заголосили — каждое прокричало о том, что потерял Эф: имя, улицу, район…
Они все потеряли это. А вещи, названия, имена — потеряли смысл.
Эф поднял ингалятор и выпрямился в полный рост. Он стоял в темной норе, прорытой людьми глубоко под землей. Эф сжал ингалятор с такой силой, что пластиковый корпус начал трещать.
Затем он одумался и ослабил хватку. Ты должен сохранить это, сказал себе Эф. Он прижал ингалятор к сердцу, выключил фонарь и замер в полнейшей темноте, трясясь от бессильной ярости.
Мир потерял солнце. Эфраим Гудуэдер потерял сына.
Эф начал готовиться к худшему.
Он вернется к остальным. Он вычистит сошедший с рельсов поезд, будет нести вместе со всеми вахту, и будет ждать.
Но если все остальные будут ожидать, когда воздух над поверхностью хоть немного расчистится, то Эф станет ожидать кое-что другое.
Он будет ждать, когда Зак вернется к нему в виде вампира.
Эф уже усвоил урок. Он не проявит никакой снисходительности, как это было с Келли.
Отпустить собственного сына будет для него великой привилегией и великим даром.
Однако самое худшее, что только мог вообразить себе Эф, — возвращение Зака-вампира по душу его собственного отца — вовсе не оказалось самым худшим.
Нет.
Самое худшее было то, что Зак так и не пришел.
Самым худшим было постепенное осознание, что неусыпной бдительности Эфа не будет конца. И что его боль никогда не найдет выхода наружу.
Начался мрак вечной тьмы.
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ
Авторы выражают благодарность доктору Илоне Жолнаи из Вавилонского отдела Университетского музея университета штата Пенсильвания за оказанную им помощь.
