Кровь бросилась мне в лицо.
— Нас связывает не просто похоть или любовь, Аристотель. Сначала я хотел повесить на тебя убийство. А потом понял, что гораздо приятнее отнять у тебя свободу. Ты никуда не едешь, так что можно присесть.
Он встал и подошел ко мне почти вплотную.
— Мы теперь сообщники. Может, переедешь ко мне? Я не сомневаюсь, ты захочешь жить здесь, со мной.
— Что ты натворил, Рассел? — Желудок у меня сжался в комок. Голова кружилась. Неужели это я толкнул Рассела на преступление?
Я навел на него пистолет, который показался мне очень тяжелым.
— Застрелишь меня, Аристотель? — Рассел небрежно махнул рукой. — Это лишь усугубит твою вину. Взгляни в лицо действительности. Ты застрял здесь, в нашем маленьком раю. Я всегда считал, что твое желание уехать — глупость.
Я посмотрел на череду «яиц» на каминной полке. Каждое из них подтвердит, что Рассел вошел в кабинет Рока, убил его и забрал «яйца». А когда Рассела арестуют, он расскажет полиции, что строчка, предназначенная для подписи Рока, была пуста. Обязательно расскажет. Если сможет.
— Этому не бывать. — Моя рука с пистолетом дрожала.
Я подделал подпись, сфабриковал алиби, ввел в заблуждение полицию. Следующим шагом будет убийство. Еще одно преступление, чтобы навсегда избавиться от проклятого города.
— Этому не бывать, — повторил я, хотя теперь уже и сам точно не знал, что имею в виду.
Я положил пистолет на стол. Хватит. Взгляд Рассела был спокоен. Потом я повернулся и вышел.
— Я им все расскажу, Аристотель! — крикнул Рассел мне вдогонку. — Шесть лет коту под хвост.
Что такое шесть лет по сравнению с жизнью, думал я, открывая дверцу машины. Порывшись в кармане, я достал визитную карточку Клаудии.
Некоторое время разглядывал карточку, затем включил зажигание.
Стены вселенной[11]
Дверь из проволочной сетки со скрежетом захлопнулась за Джоном Рейберном. Они с отцом собирались смазать петли и покрасить дверь до наступления зимы, но теперь ему хотелось просто сорвать ее и забросить подальше в поле.
— Джонни? — крикнула вдогонку мать, но он уже нырнул в густую тень сарая. Свернул за угол, и голос матери утонул в стрекоте сверчков. При дыхании изо рта вырывались облачка пара.
Джон подошел к краю тыквенного поля, постоял немного и двинулся дальше. Прямо через поле, на восток, в сторону Технологического института, куда собирался поступать в следующем году. Хотя шансы у него невелики. Правда, отец сказал, что есть еще университет в Толедо. Год или два работы, и денег хватит на год обучения.
Джон пнул полусгнившую тыкву. Во все стороны брызнули семена и волокнистая мякоть. Запах черной земли и гнили напомнил ему, что до Хеллоуина осталась всего неделя, а они с отцом так и не нашли времени снять урожай. Все труды насмарку, и тысяча долларов достанется земляным червям. Джон старался не думать, сколько всего можно накупить на эти деньги.
Тыквенное поле заканчивалось лесополосой, отмечавшей восточную границу фермы. За деревьями — это были старые клены и вязы — проходила Таунлайн-роуд, а за ней начинался заброшенный карьер. Джон стоял среди деревьев и глубоко дышал, пытаясь успокоиться.
И нечего кивать на родителей. Во всем виноват только он. Вздул Теда Карсона. Нагрубил его мамаше. А с другой стороны, стоило посмотреть на лицо миссис Карсон, когда он обозвал ее сына козлом. Такие вот дела.
Хруст сломанной ветки заставил егооглянуться.
В первую секунду Джон подумал, что Тед Карсон следил за ним от самого дома и теперь вместе с матерью прячется среди деревьев. Но это был просто мальчик со сломанной веткой в руке.
— Джонни? — окликнул его мальчик. Зажатая в руке ветка опустилась, коснувшись земли.
Джон вглядывался в темноту. Нет, не мальчик, а подросток. Джон подошел ближе. Паренек был одет в джинсы и клетчатую рубашку. Поверх рубашки он натянул какой-то чудной жилет красного цвета, выглядевший старомодно.
Взгляд Джонни задержался на лице незнакомца. Нет, незнакомцем его никак не назовешь. У подростка было его лицо.
— Привет, Джонни. Это я, Джонни. Перед ним стоял он сам.
Джон смотрел на другого Джона, Джона Вторичного, и размышлял, нашел ли он то, что требуется. Вне всяких сомнений, это Джон Деревенщина, а не один из Джонни Бунтарей или Джонни Слабаков. Простодушный и доверчивый. Он поверит в историю Джона, и тогда Джон сможет завладеть его жизнью.
— Кто… кто ты? — спросил Джонни Деревенщина. Он был одет в джинсы и рубашку, без куртки.
— Я — это ты. — Джон изобразил на лице самую искреннюю из своих улыбок.
— Что?
Ну и тупица этот Джонни Деревенщина.
— На кого я похож?
— Ты похож…
— На тебя, Джон. Потому что я — это ты. — Джонни Деревенщина попятился, и Джон продолжил: — Я знаю, о чем ты думаешь. Что это какой-то трюк. Что кто-то разыгрывает простого деревенского парня. Нет. Можешь забыть об этом. А еще тебе придет в голову, что у тебя есть брат-близнец, которого отдали в приемную семью. Ничего подобного. Все гораздо интереснее.
— Тогда объясни. — Джонни Деревенщина скрестил руки на груди.
— Послушай, я здорово проголодался; хорошо бы присесть и немного перекусить. Кажется, отец вернулся в дом. Давай устроимся в сарае, и я все тебе расскажу.
Джон ждал, пока повернутся колесики в мозгу двойника.
— Что-то мне не хочется, — наконец произнес Джонни Деревенщина.
— Отлично. Тогда я поворачиваюсь и ухожу. И ты никогда ни о чем не узнаешь.
Джон наблюдал за сменой эмоций на лице Деревенщины. Напускной скептицизм, подсказывавший, что ночной призрак может оказаться обычным болтуном, боролся в нем со страстным желанием узнать ответ на загадку. Деревенщина любит загадки.
Наконец его лицо расслабилось.
— Пойдем в сарай, — сказал он.
Парень шел рядом, но Джон старался держаться от него на некотором расстоянии. Шагая по тыквенному полю, он заметил, что они идут в ногу. Джон распахнул зверь сарая, и незнакомец вошел первым, щелкнув выключателем у двери.
— Тут чуть теплее. — Он потер руки и повернулся к Джону.
Свет бил ему прямо в лицо, и Джона поразило их почти сверхъестественное сходство. Такие же песочного цвета волосы, только чуть длиннее и иначе подстриженные. Одежда выглядела странной — Джон никогда не носил такую куртку. Кроме того, паренек был немного худее. За спиной у него висел синий рюкзак, набитый такого, что молния до конца не застегивалась. Над глазом виднелась царапина, а над левой бровью коричневатая корка засохшей, но относительно свежей крови.
