С этими словами леди Ханна заняла место за фортепьяно. Граф легонько сжал и отпустил плечо Рейчел и встал так, чтобы видеть и ее, и Кристину, сидящую во втором ряду с полусонной Тесс на руках. В глазах графини плескалась тревога.
Но Джерард не мог более смотреть на нее. Он видел номер Рейчел несколько раз. Более того — он помог его поставить вместе с тетей и кузиной. Номер казался Джерарду милым, музыкальным и очень изящным. Но сегодня Рейчел привнесла в него что-то от себя.
Она танцевала так, словно у ее ног собрались все звезды на свете, а она была главной из них. Казалось, девочка парила в воздухе, а мыски ее шелковых туфелек почти не касаются пола. Она словно вдруг обрела внутреннее зрение, которое заставляло ее лицо светиться, хотя она ни разу не улыбнулась.
В этом ребенке была заключена такая красота, такое богатое воображение и такая страсть, что оставалось лишь догадываться об их силе и испытывать восхищение в те редкие моменты, когда открывалась правда о том, каким сокровищем на самом деле является Рейчел.
Когда танец закончился, Рейчел немного смутилась, а когда в зале раздались аплодисменты — неуклюже присела в реверансе. И в то же самое мгновение она словно по мановению волшебной палочки превратилась в прежнюю ничем не примечательную и очень серьезную девочку.
Граф перевел взгляд на Кристину. Она не хлопала. Она крепко прижимала к себе Тесс и казалась вытесанной из мрамора. Ее лицо было совершенно белым в отблесках пламени, отбрасываемых свечами. Но когда Рейчел подошла к ней, Кристина крепко обняла ее, и Джерард больше не мог видеть ее лица.
Он не знал, совершил ли ошибку, позволил ли себе непростительную свободу в отношении к Рейчел. Он попытался ощутить знакомое раздражение. Если Кристина не в силах вынести того, что ее дочь танцует — а у Рейчел обнаружились недюжинные способности к танцам, — значит, она заслуживает того, чтобы ее хорошенько встряхнули.
Но Джерард не чувствовал раздражения. Только тревогу. Рейчел — ее дочь, а Кристина — хорошая мать. Понять их обеих до конца он был не в силах. Джерард почти ничего не знал об их жизни до того, как он появился в Торнвуде полторы недели назад. Так откуда ему знать, что лучше для ее ребенка?
Внезапно на Джерарда накатило уныние. И он вдруг пожалел, что столь необдуманно приехал в Торнвуд на Рождество. Ему стоило держаться от этого места подальше. Да, воспоминания о проведенных здесь днях будут очень сладкими. И просто невыносимыми.
Концерт закончился. Крепко обняв и поцеловав обеих дочерей, Кристина отослала их в детскую в сопровождении няни. Ее присутствие было необходимо в гостиной, где все собрались, чтобы поговорить за чашкой чаю. После такого долгого, наполненного событиями дня никто, казалось, не хотел, чтобы он закончился.
Но Кристина не могла сейчас никого видеть. Ее переполняли разнообразные чувства — обида, одиночество, вина, замешательство. Она не могла описать свое состояние. Знала только, что нахлынувшие на нее чувства невозможно вынести и еще труднее скрыть.
Графиня потихоньку выскользнула в парадную гостиную, утопающую теперь во мраке. Впрочем, Кристина отчетливо различала все предметы, ведь на усыпанном звездами ночном небе за окном сияла полная луна. Она подошла к столу и положила руку на спинку стула, стоявшего во главе. Сегодня на нем сидел он. Все это уже казалось Кристине сном. Она уже чувствовала причиняющее боль одиночество грядущих недель, месяцев и, может, даже лет.
Когда дверь открылась и кто-то вошел в гостиную, у Кристины на мгновение замерло сердце. Однако в помещении было не настолько темно, чтобы она не могла разглядеть, что это не он.
— Мы редко используем это помещение, — сказала графиня. — И я очень рада, что сегодня ужин состоялся именно здесь.
— Я тоже, — эхом отозвался виконт Латрелл, подходя ближе. — Свечи освещали ваше лицо и платье. Мне было весьма непросто сосредоточиться на еде. Хотя я все же успел отметить изысканность угощения.
Кристина улыбнулась.
Она могла отойти. Могла прервать виконта на полуслове. Но она чувствовала себя такой разбитой, одинокой и расстроенной, что решила, будто сможет найти утешение в обществе другого человека. Она не стала сопротивляться, когда виконт заключил ее в объятия и накрыл ее губы своими, хотя на этот раз над ними не было оправдательной веточки омелы. Кристина почти расслабилась с благодарностью. Но отшатнулась, едва лишь ладонь виконта коснулась ее груди.
— Да, — тихо произнес он, — это было неосмотрительно. Может, тогда встретимся позже в моей спальне? Дверь запирается изнутри на ключ. Я уверен, вам удастся прийти ко мне, а потом уйти незамеченной.
— Нет, — произнесла Кристина, глубоко вздохнув. — Вы неверно меня поняли, милорд.
— В самом деле? — Виконт по-прежнему сжимал Кристину в объятиях, но теперь он заглянул ей в глаза. — О да, похоже, я и впрямь ошибся. Вы ведь не шутите? Нет, это определенно не шутка. Весьма прискорбно. Скажите ради всего святого, вы отказываете мне только сегодня или завтра откажете тоже?
— Да.
— Да, — повторил виконт. — Я не ожидал такого поворота событий. А я нечасто ошибаюсь в расчетах. — Он разжал объятия. — Прошу прощения, если мое предложение вас оскорбило.
— Вы меня не оскорбили, — ответила Кристина. — Возможно, при других обстоятельствах… — Кристина замолчала, закусив губу, а потом рассмеялась.
Виконт тоже засмеялся и отпустил Кристину.
— Можно только догадываться, что это за обстоятельства, и жалеть о том, что они сложились не так, как нам хотелось бы, — произнес он. — Вас проводить в гостиную? — Виконт поклонился и подал Кристине руку.
Графиня покачала головой.
— Позже, — сказала она. — Сначала мне нужно кое-что сделать.
Конечно же, она солгала. После ухода виконта Кристина расхаживала по гостиной, жалея, что не захватила с собой шаль, и раздумывала над тем, сможет ли начать новую жизнь. Она вышла замуж в восемнадцать лет и прожила с мужем девять лет. Впрочем, эти девять лет вряд ли можно было назвать полноценной семейной жизнью. Теперь ей было двадцать восемь лет, а она до сих пор не знала, что такое счастье, за исключением нескольких светлых моментов, и не знала, как обрести это самое счастье. Кристина умела лишь замыкаться в себе, чтобы избежать боли.
А еще она боялась, что Рейчел усвоила урок так же твердо, как и она сама.
Именно из-за Рейчел она горевала сегодня. Ей самой поздно что-либо менять, так пусть все остается, как есть. Но ради дочери она просто обязана что-то предпринять.
Дверь вновь распахнулась, а потом захлопнулась за спиной другого человека. Глаза Кристины уже привыкли к темноте, и она ни секунды не сомневалась в том, кто пришел на этот раз.
— Я принес тебе шаль, — произнес Джерард, подходя к ней. — Латрелл сказал, что ты здесь.
Теплая шерстяная шаль опустилась на плечи Кристины, и та поплотнее закуталась в нее.
