– Не слышал, чтобы кто-нибудь так… – буркнул он.
– Я тоже, – не задумываясь, признался Дебрен. – Но собственными глазами видел, как с нее сползает серое дерьмо и преобразуется в эту очаровательную розовость. Как она понемногу хорошеет и превращается из уродины в прелестную, привлекательную девушку. Из псины почти в ангелочка. И вот что я вам скажу, господин оберподлюдчик: я бы ни за какие коврижки ее сейчас целовать или по ягодицам шлепать не стал, хоть и губы, и задок у нее такие, что дай бог каждой бабе. А знаете почему?
– Почему? – спросил вместо Беббельса Вильбанд. Дебрен глянул вниз, невесело усмехнулся.
– Потому что свято верю, что сделавший это накличет на себя дьявольские неприятности. Истинно дьявольские.
Дебрен и сам чувствовал, сколь убедительно звучит его голос. Искренность в значительной мере основывалась на горечи, но именно поэтому оберподлюдчик поверил.
– Что она может сделать? – Беббельс убрал меч за спину, подошел к коню, достал покрытые броней перчатки. – Ожить?
– Своими силами – пожалуй, нет, – произнес Дебрен немного замедленно, завороженно поглядывая, как блюститель чистоты нации натягивает рукавицы, подходит к скульптуре, осторожно накидывает на нее свалившуюся рубашку. – Но осмотрительность необходима. Ведьма может высосать некоторую силу. Простому смертному это не повредит, но если с магом столкнется… Поэтому я предпочел выставить ее за ворота. Вам тоже не советую… что вы, собственно, делаете?
– Забираю тело.
– Что? – вздрогнул Вильбанд. – Но ведь… мы…
– На похоронах не заработаете, – криво усмехнулся под-подлюдчик. – Останки ведьм подлежат сожжению. Так гласит закон.
Он вытащил из-под полупопоны кусок веревки, завязал петлю, накинул русалке на шею. Вильбанд стиснул решетку так, что побелели пальцы. Дебрен по возможности незаметно сжал ему плечо.
– Вы совершаете ошибку, – заметил он. – Камни не сжигают. Собираетесь ее волочить? А если ей не слюны или крови недостает для колдовства, а просто немного органической субстанции? Мало ли кони на тракте оставляют? Да и пешеходы, чересчур ленивые или пьяные, которые не спешат в кусты ходить. Ведь неизвестно, что требуется, чтобы она ожила. Я бы на вашем месте рисковать не стал. Перед нами типичный случай, и лучше будет, если, выполняя заказ, мы захороним труп здесь, вдали от людей и в надежном каменном склепе.
Оберподлюдчик не слушал. Привязывал веревку к седлу.
– И он поверил? – недоверчиво глянула на них Курделия. – Что какой-то дурной камень…
– Он и сам-то ненамного умнее, – пожал плечами Зехений. – В ней стопы три было. Слепой бы догадался.
– Почти три локтя, – буркнул явно поникший Вильбанд. – Правда, с основанием, но если мерить только самую скульптуру, то почти четыре стопы. Ну, может, пальца не хватает.
– Мне полпальца недостает до четырех, – напомнила ведьма. – Так что ты почти точно угадал. Но…
– Чисто случайно, – как-то слишком резко перебил он и покраснел под тремя удивленными взглядами. – Я ж тебя никогда в глаза не видел.
Одной трети успеха он добился: Зехений пялиться перестал. Однако не смолчал:
– Конечно, не видел. Ведь на ту, другую, она совсем не похожа. Та – прямо-таки ангелочек, невинная девочка с картинки. Носик маленький, грудки…
Он осекся под бесстрастным взглядом графини.
– Несколько иной тип красоты, – поспешил вставить Дебрен. – Менее… зрелый. Но…
– Беббельс помнит меня по моим юным годам, – продолжила она его мысль. – На это б я рассчитывать не стала. Конечно, я девчонка была, но именно из-за этого… Когда он приезжал установить, не было ли чудотворства при спасении плода, мама уже умирала, а я непрерывно ревела. Из носа у меня тоже не переставая текло, хотя в основном-то из глаз. Помню, он мой нос с мухомором сравнил.
– Глупо, – подал голос Зехений. – Если красный и течет, то скорее всего помидор. Растоптанный. Но, возможно, он имел в виду прыщи, а поскольку ты была молоденькой…
– Растоптанный помидор, – проворчал Вильбанд, – ну, я тебе сейчас…
– Давайте не будем ворошить прошлое, – с легкой грустью предложила Курделия. – Так недолго и до насмешек скатиться. Просто выясним, была ли она на меня похожа.
– Да, – сказал Вильбанд.
– Нет, – так же решительно заявил Дебрен. Некоторое время стояла тишина. Все с удивлением переглядывались.
– Решите же наконец, – тихо сказала она.
– Ну… вообще-то да, – переменил мнение Дебрен.
– Нет, – вздохнул Вильбанд.
– Попробуйте решить еще раз, – предложила Курделия.
– Если как следует приглядеться… По форме губ, взгляду… И как она гордо голову держит… По духу вы похожи… – не очень складно, зато убежденно произнес магун.
– Зачем заниматься самообманом? – пожал плечами камнерез. – Она прекрасна, и именно это их объединяет.
Снова некоторое время все молчали. Но на сей раз исключительно из-за Курделии. Одна она казалась удивленной. И, судя по цвету лица, опешившей.
– Объединяет? Вильбанд не ответил.
Графиня краснела все больше и больше.
– Это не имеет значения, – вмешался Дебрен. После чего вкратце пересказал, какой сказочкой попотчевал Беббельса, и подытожил: – У нас и без того мало времени. Не больше суток.
– Почему? – забеспокоился Зехений.
– Потому что тела ведьм подлежат скупке. А значит, тщательному осмотру.
– На что мало времени? – тихо спросил Вильбанд.
– Тебе – чтобы поскорее уехать. Рекомендую Марималь: во-первых, близко, а во-вторых, художников там ценят выше, чем здесь. Особенно таких.
– Каких? – нахмурила брови Курделия. – У которых ног нету, что ли? Талант не локтями измеряют…
– Знающих толк в женщинах, – прервал Дебрен. – Жаль, что ты русалки не видела. Она действительно была чудесная.
– Была?
Дебрен пожал плечами, грустно взглянул на камнереза.
– Знаком мне такой тип людей. Рассвирепеет и первую злость на ней выместит. Извини, Вильбанд, у меня не было выбора: либо она, либо мы. Беббельс не уехал бы без трупа ведьмы.
Вильбанд, не глядя ни на кого, заявил:
– Я остаюсь.
– Зачем бы ему тебя преследовать? – Волнение и без того разнервничавшейся Курделии достигло предела. – Наврал-то ему Дебрен. А статую, это ясно, он раньше в глаза не видел и знать не знает, что она твоя.
– Не знал, так узнает. На подставке внизу… Написано, правда, по-илленски, но Кольбанц – город большой. Сыщется какой-нибудь грамотей, который ему буквы на руны переложит. Ему даже не обязательно знать илленский, достаточно подписи, а содержание все равно не имеет значения.
