Дориан прилег на кушетку и раскрыл книгу. Это были «Эмали икамеи» Готье в роскошном издании Шарпантье на японской бумаге с гравюрамиЖакмара. На переплете из лимонно-желтой кожи был вытиснен узор — золотаярешетка и нарисованные пунктиром гранаты. Книгу эту подарил ему АдрианСинглтон. Перелистывая ее, Дориан остановил взгляд на поэме о руке Ласнера,«холодной желтой руке, с которой еще не смыт след преступления, руке с рыжимпушком и пальцами фавна». Дориан с невольной дрожью глянул на свои тонкие белыепальцы — и продолжал читать, пока не дошел до прелестных строф о Венеции:
В волненье легкого размера
Лагун я вижу зеркала,
Где Адриатики Венера
Смеется, розово-бела.
Соборы средь морских безлюдий
В теченье музыкальных фраз
Поднялись, как девичьи груди,
Когда волнует их экстаз.
Челнок пристал с колонной рядом,
Закинув за нее канат.
Пред розовеющим фасадом
Я прохожу ступеней ряд.
(Перевод Н. Гумилева.)
Какие чудные стихи! Читаешь их, и кажется, будто плывешь позеленым водам розово-жемчужного города в черной гондоле с серебряным носом ивьющимися на ветру занавесками. Даже самые строки в этой книге напоминалиДориану те бирюзовые полосы, что тянутся по воде за лодкой, когда вы плывете наЛидо. Неожиданные вспышки красок в стихах поэта приводили на память птиц сопалово-радужными шейками, что летают вокруг высокой, золотистой, как мед,Кампаниллы или с величавой грацией прохаживаются под пыльными сводами сумрачныхаркад… Откинув голову на подушки и полузакрыв глаза, Дориан твердил про себя:
Пред розовеющим фасадом
Я прохожу ступеней ряд.
Вся Венеция была в этих двух строчках. Ему вспомниласьосень, проведенная в этом городе, и чудесная любовь, толкавшая его на всякиебезумства. Романтика вездесуща. Но Венеция, как и Оксфорд, создает ейподходящий фон, а для подлинной романтики фон — это все или почти все…
В Венеции тогда некоторое время жил и Бэзил. Он был без умаот Тинторетто. Бедный Бэзил! Какая ужасная смерть!
Дориан вздохнул и, чтобы отвлечься от этих мыслей, сновапринялся перечитывать стихи Готье. Он читал о маленьком кафе в Смирне, где вокна то и дело влетают ласточки, где сидят хаджи, перебирая янтарные четки, гдекупцы в чалмах курят длинные трубки с кисточками и ведут между собой степеннуюи важную беседу. Читал об Обелиске на площади Согласия, который в своемодиноком изгнании льет гранитные слезы, тоскуя по солнцу и знойному, покрытомулотосами Нилу, стремясь туда, в страну сфинксов, где живут розовые ибисы ибелые грифы с золочеными когтями, где крокодилы с маленькими берилловымиглазками барахтаются в зеленом дымящемся иле… Потом Дориан задумался над темистихами, что, извлекая музыку из зацелованного мрамора, поют о необыкновеннойстатуе, которую Готье сравнивает с голосом контральто и называет дивнымчудовищем, monstre charmant — об изваянии, которое покоится в порфировом залеЛувра.
Но вскоре книга выпала из рук Дориана. Им овладелобеспокойство, потом приступ дикого страха. Что, если Алан Кэмпбел уехал изАнглии? До его возвращения может пройти много дней. Или вдруг Алан не захочетприйти к нему в дом? Что тогда делать? Ведь каждая минута дорога!
Пять лет назад они с Аланом были очень дружны, почтинеразлучны. Потом дружба их внезапно оборвалась. И когда они встречались всвете, улыбался только Дориан Грей, Алан Кэмпбел — никогда.
Кэмпбел был высокоодаренный молодой человек, по ничего попонимал в изобразительном искусстве, и если немного научился понимать красотыпоэзии, то этим был целиком обязан Дориану. Единственной страстью Алана быланаука. В Кембридже он проводил много времени в лабораториях и с отличиемокончил курс естественных наук. Он и теперь увлекался химией, у него быласобственная лаборатория, где он просиживал целые дни, к великому неудовольствиюматери, которая жаждала для сына парламентской карьеры, о химии же имелапредставление весьма смутное и полагала, что химик — это что-то вроде аптекаря.
Впрочем, химия не мешала Алану быть превосходным музыкантом.Он играл на скрипке и на рояле лучше, чем большинство дилетантов. Музыка-то исблизила его с Дорианом Греем, музыка и то неизъяснимое обаяние, которое Дорианумел пускать в ход, когда хотел, а часто даже бессознательно. Они впервыевстретились у леди Беркшир однажды вечером, когда там играл Рубинштейн, и потомпостоянно бывали вместе в опере и повсюду, где можно было услышать хорошуюмузыку.
Полтора года длилась эта дружба. Кэмпбела постоянно можнобыло встретить то в Селби, то в доме на Гровенор-сквер. Он, как и многиедругие, видел в Дориане Грее воплощение всего прекрасного и замечательного вжизни. О какой-либо ссоре между Дорианом и Аланом не слыхал никто. Но вдруглюди стали замечать, что они при встречах почти не разговаривают друг с другоми Кэмпбел всегда уезжает раньше времени с вечеров, на которых появляется ДорианГрей. Потом Алан сильно переменился, по временам впадал в странную меланхолиюи, казалось, разлюбил музыку: на концерты не ходил и сам никогда не соглашалсяиграть, оправдываясь тем, что научная работа не оставляет ему времени длязанятий музыкой. Этому легко было поверить: Алан с каждым днем все большеувлекался биологией, и его фамилия уже несколько раз упоминалась в научныхжурналах в связи с его интересными опытами.
Этого-то человека и ожидал Дориан Грей, каждую секундупоглядывая на часы. Время шло, и он все сильнее волновался. Наконец встал иначал ходить по комнате, напоминая красивого зверя, который мечется в клетке.Он ходил большими бесшумными шагами. Руки его были холодны, как лед.
Ожидание становилось невыносимым. Время не шло, а ползло,как будто у него были свинцовые ноги, а Дориан чувствовал себя, как человек,которого бешеный вихрь мчит на край черной бездны. Он знал, что его там ждет,он это ясно видел и, содрогаясь, зажимал холодными и влажными руками пылающиевеки, словно хотел вдавить глаза в череп и лишить зрения даже и мозг. Нотщетно. Мозг питался своими запасами и работал усиленно, фантазия, изощреннаястрахом, корчилась и металась, как живое существо от сильной боли, плясалаподобно уродливой марионетке на подмостках, скалила зубы из-под меняющейсямаски.
Затем Время внезапно остановилось. Да, это слепоемедлительное существо уже перестало и ползти. И как только замерло Время,страшные мысли стремительно побежали вперед, вытащили жуткое будущее из егомогилы и показали Дориану. А он смотрел, смотрел во все глаза, окаменев отужаса.
Наконец дверь отворилась, и вошел его слуга. Дориануставился на него мутными глазами.
