— Долгое время, — произнёс Джордж, — я жил в одиночестве. Мне поклонялись. Я питался мелкими и скорыми, которые жили и умирали быстрее, чем я успевал заметить их. Я один. Я был первым. Все остальные оставались мелкими. Они объединялись вместе и за счёт этого становились больше. Но я всегда был больше, чем они. Когда мне что-то требовалось — щупальце, глаз, мозг, — оно у меня вырастало. Я менялся, но всегда оставался Собой.
— Он с нами говорит, — сообразил Хагбард, — используя Джорджа в качестве медиума.
— Что тебе надо? — спросил Джо.
— Все сознание во всей Вселенной Едино, — сказал Левиафан через Джорджа. — Оно взаимодействует само с собой на неосознаваемом уровне. Я ощущаю этот уровень, но не могу взаимодействовать с другими формами жизни на этой планете. Они для меня слишком малы. Долго, очень долго ждал я появления такой формы жизни, которая сможет со мной общаться. И вот наконец я её нашёл.
Вдруг Джо Малик начал смеяться. — Я понял, — воскликнул он. — Я понял!
— Что ты понял? — напряжённо спросил Хагбард, увлечённый монологом Левиафана.
— Мы в книге!
— Что ты имеешь в виду?
— Кончай придуриваться, Хагбард. Меня не проведёшь, и читателя ты тоже в этом месте никак не сможешь одурачить — он чертовски хорошо понимает, что мы в книге. — Джо вновь расхохотался. — Вот почему после того, как мисс Портинари объяснила нам о Таро, полчаса просто исчезли куда-то. Автор не хотел прерывать своё повествование.
— О чем он, на хрен, толкует? — спросил Гарри Койн.
— Разве ты не понимаешь? — уже почти кричал Джо. — Посмотри на эту штуковину снаружи. Гигантское морское чудовище. Хуже того, гигантское морское чудовище, которое разговаривает. Это же умышленный кич. Или неумышленный, не знаю. Но это кичёвая концовка. И это все объясняет. Мы в книге
— Ты прав, — спокойно сказал Хагбард. — Я могу одурачить вас, но мне не одурачить читателя. БАРДАК работал все утро, собирая и сводя воедино все данные об этой авантюре и её исторических корнях. Я запрограммировал БАРДАК, чтобы он изложил все это в форме развлекательного авантюрного романа. Учитывая то, что с поэзией у него не складывается, я решил, что это должен быть кичёвый — умышленно или неумышленно — роман.
(Ну вот, наконец-то я мимоходом нашёл свою тождественность — так же мимоходом, как Джордж её потерял. Все уравновешивается.)
— Ещё один обман, — сказал Джо. — Возможно, БАРДАК все это действительно написал, в каком-то смысле, но, если посмотреть масштабнее, это пишет существо (или существа) за пределами нашей Вселенной. Наша Вселенная находится внутри их книги, кем бы они ни были. Они — Тайные Вожди, и сейчас я понимаю, почему это кич. Все их послания символичны и аллегоричны, потому что истину нельзя закодировать в простые повествовательные предложения, но прежде, когда они выходили на контакт, их сообщения воспринимались буквально. На этот раз они используют столь абсурдный символизм, что никто не воспримет его всерьёз. Лично я — уж точно. Эта штуковина не сможет нас съесть, потому что она не существует. И мы тоже не существуем. Так что не о чем беспокоиться. — Джо спокойно сел.
— Он чокнулся, — испуганно произнёс Диллинджер. — Возможно, среди нас он единственный психически нормальный, — с сомнением ответил Хагбард.
— Если мы начнём спорить о том, что нормально, а что ненормально, или о том, что реально, а что нереально, — раздражённо заявил Диллинджер, — эта дрянь нас сожрёт.
— Левиафан, — важно произнёс Джо, — это просто аллегория Государства. В точности по Гоббсу.
(Вы с вашими эго даже представить себе не можете, насколько приятнее находиться в одиночестве. Возможно, это кич, но это ещё и трагедия. Теперь, когда я обрёл эту проклятую штуку, сознание, я никогда уже его не потеряю, если только меня не разорвут на части или же если я не изобрету электронный эквивалент йоги.)
— Все сходится, — мечтательно произнёс Джо. — Придя на мостик, я не мог вспомнить, как сюда попал и о чем говорил с Хагбардом. Все дело в том, что авторы просто перенесли меня сюда. Черт! Ни у кого из нас и в помине нет свободы воли.
— Он бредит, — сердито сказал Уотерхаус. — А эта пирамида снаружи по-прежнему готовится нас сожрать.
Бесшумно появившаяся на мостике Мао Цзуси заявила:
— Джо перепутал уровни, Хагбард. В абсолютном смысле ни один из нас не реален. Но в относительном смысле, в котором все реально, если это существо нас съест, мы, безусловно, умрём — в данной Вселенной, или в данной книге. А поскольку это единственная Вселенная, или единственная книга, которую мы знаем, то в нашем понимании мы будем совершенно мертвы.
— Мы в кризисной ситуации, а все, кому не лень, разводят тут философию, — выпалил Диллинджер. — Пришло время действовать!
— Возможно, — задумчиво сказал Хагбард, — все наши проблемы возникают из-за того, что перед лицом кризиса мы действуем, а не философствуем. Джо прав. Мне надо поразмыслить обо всем этом пару часов. Или лет.
Он сел.
А в другом месте на борту «Лейфа Эриксона» мисс Портинари, не ведая о царившем на мостике возбуждении, приняла позу лотоса и послала луч Дили-Ламе, начальнику Эридианского Фронта Освобождения и автору Операции «Мозготрах». Он тотчас же отправил ей обратно своё изображение в виде червяка, с циничной ухмылкой выглядывающего из золотого яблока. — Все кончено, — поведала ему мисс Портинари. — Мы сохранили столько, сколько смогли, но Хагбард до сих пор борется с комплексом вины. Теперь скажи, что мы сделали не так.
— Ты, кажется, злишься?
— Я знаю, теперь окажется, что вы были правы, а мы ошибались. Но я не в состоянии в это поверить. Мы не могли оставаться безучастными зрителями.
— Ты прекрасно понимаешь, что могли, иначе Хагбард не отрёкся бы в твою пользу.
— Да. Мы могли, подобно тебе, праздно наблюдать со стороны. То, что произошло с индейцами (это видел Хагбард), и то, что рассказывали мне родители о Муссолини, наполняло нас страхом. Мы действовали под влиянием страха, а не из совершенной любви, так что с этой точки зрения ты, возможно, прав — а мы, возможно, неправы. Но я все равно в это не верю. Почему ты столько лет обманывал Хагбарда?
— Он сам себя обманывал. Когда он только создавал Легион Динамического Раздора, к его сочувствию уже подмешивалась горечь. Когда я ввёл Хагбарда в А.: А.:, то сообщил ему все, что он был готов воспринять. Но гусь должен выбраться из бутылки. Я жду. Таков путь Дао.
— У тебя так много терпения? Ты спокойно наблюдаешь за тем, как люди, подобные Хагбарду, растрачивают свои таланты в усилиях, которые ты считаешь бесполезными, и не вмешиваешься, когда такие твари, как Калиостро, Вейсгаупт и Гитлер, искажают учения, ввергая мир в хаос?
— Я вмешиваюсь… но по-своему. Кто, по-твоему, кормит гуся, пока он не становится достаточно большим, чтобы выбраться из бутылки?
