ломать ей пальцы… немудрено…
– Катон! Что ты говоришь!
Меня охватил ужас, я вцепилась в одеяло, как будто от этого зависела чья-то жизнь.
– Припомни, она же сама не пила вино, которое тебе предложила? – усмехнулся советник.
– Я… я не могу утверждать… За что же? За что ей так меня ненавидеть? А Тулия?
– Ее отправят обратно в приморский лупанар, ничего страшного, – советник нетерпеливо посматривал на водяные часы в углу. Похоже, он зашел ненадолго.
Я же комкала тунику на груди, у меня зуб на зуб не попадал от нервной дрожи.
– Скажи прямо, что будет с Мелиной?
Катон вынул из-за пояса душистый платочек, плавно повел им вокруг, словно аромат розмарина мог очистить помещение от злобных чар.
– Мелину отдадут команде бойцов, одержавших победу в завтрашнем состязании. Думаю, человек восемь еще будут в состоянии оценить формы нашей откормленной свинушки. А если нет, то ждущие своей очереди гладиаторы хорошенько развлекутся накануне собственных поединков.
– Нет, нет, нет! Это нужно отменить, Катон, умоляю тебя посодействовать. Уверена, что Мелина не собиралась давать мне яд, вино могло быть отравлено уже в амфоре, оно пришло запечатанным, надо проверить поставщиков…
– Тише! Мы разберемся без твоих подсказок, дурочка. Радуйся, что вообще осталась жива.
– Прошу, вели отвести меня обратно в прежнюю спальню. Боюсь, когда Фурий явится этим вечером, будет рассержен, найдя меня здесь.
– Отчего же? – сузил глаза Катон.
Не в силах справиться со слабостью, я откинулась на подушки и какое-то время наблюдала за тем, как едва-едва покачиваются занавеси балдахина, подобно трепыханию крыльев огромной умирающей бабочки.
– Фурий пугает меня. Он непредсказуем. Вчера рыдал у моих ног, говорил, что сердце у него разрывается от сострадания, а сегодня даже не дал рта раскрыть. Тит Сергий, ты умный человек, ты же все понимаешь… Я еще жива лишь потому, что он видит во мне бледную тень сестры. Но мне никогда не стать для него Марциллой!
– Напротив, пока Фортуна добра, тебе нужно воспользоваться своим положением, Валия. Ты единственная сейчас ближе всех к его разуму и… и даже к плоти.
– Хочешь дать новый совет? О, я сыта по горло! Тит Сергий, я не умею играть в подковерные игры, интриги и заговоры – не для меня. Прости, ничем не смогу быть тебе полезной.
– Так хотя бы себе помоги! – пренебрежительно бросил Катон и тихо добавил:
– Может, и еще кому-то, кто дорог тебе.
– Я здесь совсем одна…
– Хм… а как же твой храбрый солдат? Или за минувшие выходные он не сумел как следует угодить? – вкрадчиво добавил советник. – Я слышал, Борат потерял прежнюю милость повелителя, но все можно вернуть. Правда, проклятый германец тоже подсуетился! Ты представляешь, что выдумал дикий Грани?
Сегодня с утра он выпросил у цезаря позволение принять участие в поединках, дабы кровью смыть подозрение в предательстве и обмане. Фурий все еще одержим мыслью отправить на Рейн новый легион и поставить на колени мятежных вождей. Грани предлагает свои услуги, но я не верю этому зверю, Валия. Он преследует свою цель, готовит подлость. Надеюсь, Прозерпина уже раскрыла для него свои холодные объятия и скоро длинноволосый рухнет на песок арены…
– Скорее, крылатые девы Валькирии его в Вальхаллу заберут. Если, конечно, будет сражаться достойно, – пробормотала я, перевернувшись на бок.
– Неважно, – отмахнулся Катон. – Лишь бы навеки сгинул во тьме. Прости, Валия, мне пора – ждет множество неотложных дел. Набирайся сил, Лепид сказал, через пару дней ты сможешь снова отведать устриц… А, может, медовых груш тебе принести, лакомка?
– Милосердные боги! – застонала я в голос, поскольку даже мысли о еде сейчас вызывали тошноту.
Катон довольно захихикал и быстро простился со мной. По его распоряжению четверо дюжих рабов на носилках перетащили меня в свою спальню, где я провалялась до темноты, рассеянно слушая щебетание рабынь, и думая о печальной участи Мелины и Тулии.
Осмелюсь ли я попросить за них цезаря, вот вопрос, который также не давал покоя. Но ответ явился в облике самого бога Диониса. Именно в его наряде хмельной Фурий посетил меня, когда в кубикулюме уже зажгли первые свечи.
Император был весел и пьян, приказал мне подниматься и танцевать вместе с ним и толпой менад, ворвавшихся следом за господином, а я была так слаба, что на ногах не могла стоять. Фурий попытался подхватить меня на руки и чуть не уронил на пол. А потом с извинениями принялся целовать меня слюнявым ртом, – я уворачивалась и умоляла отпустить, обещая непременно разделить его празднества, когда немного поправлюсь.
Фурий ударил меня по щеке колючим венком и, шатаясь, убрался вон со своей разношерстной свитой. А я осталась лежать на ковре, полная ужаса и отвращения. Потом долго плакала и Ларте снова пришлось бежать за лекарем. Похоже, Лепид дал мне сонное зелье, потому что весь следующий день я оставалась в постели, пребывая в мутном забытьи.
Казалось, вокруг меня все туже сжимается невидимая петля, – Борат больше не мог входить в некогда общую комнату и не желал говорить со мной, Мелина завтра будет растерзана обезумевшими от близости смерти мужчинами, Катону я нужна лишь как разменная пешка, Грани скорее всего погибнет на арене…
Все эти люди хоть на мгновение, но подарили иллюзию близости и понимания, вызывали желание излить душу, будили память. Особенно Борат… он долго еще останется незажившей раной в груди.
А теперь я одна в тенетах Безумного паука, который перед тем, как вонзить челюсти в беззащитную бабочку, любит немного поиграть с добычей, изображая роль заботливого брата. Фурий – психически не здоров, для меня этот факт очевиден. Виной тому ослепление безграничной властью или застарелые обиды, мне ли судить.
И неоткуда ждать помощи – я в ловушке из мрамора и серебра. Из муслина и тончайшей шерсти. Из мягкой кожи и жемчуга. Из грохота армейских полусапог, подбитых гвоздями и зловещего свиста бича…
– Ларта, ты что-нибудь слышала о сегодняшнем представлении? Может, слуги обсуждали в своих закутках. Император доволен имитацией морского сражения, много погибло людей?
Видимо, не желая тревожить, рабыня сперва отвечала сдержанно, но потом горячо зашептала последние новости. Говорят, император был в невиданной ярости. Что-то пошло не так и главного организатора зрелища казнили прямо на арене.
Вокруг Марсова поля случилась большая давка, двух сенаторов затоптали и оскорбили весталку, содрав с нее одежду и вываляв в грязи, перевернули лектику матроны Юлии, супруги самого Линиция – одного из богатейших людей Рима. Хорошо, что при ней было много рабов – сумели защитить госпожу.
Плебс бушевал, требуя бесплатных билетов и уменьшения цен
