кровати под пышным балдахином и упала на нее, прижав колени к груди. Что же такое… Нужно навестить врача. Стоит ли беспокоить Лепида, может, само скоро пройдет.
Лоб покрылся испариной, тело обмякло, не было сил даже шевелиться, не то, что звать на помощь. Если я умру, сентиментальный цезарь тоже сунет меня в клетку на память и будет иногда навещать. Слезы потекли по щекам, я жадно дышала открытым ртом и пыталась сползти с постели на пол.
Здесь-то Фурий меня и нашел. Я боялась, что он разозлится, хотя мне было так плохо, что почти все равно. А вышел ужасный переполох. Набежали слуги и лекари, загремела у порога вооруженная стража – их, правда, скоро отправили прочесывать дворец в поисках возможных врагов.
Меня перенесли обратно на кровать Марциллы, пытались напоить теплым отваром – я стонала в голос, желудок словно резали изнутри. Плохо соображала, что происходит вокруг. Фурий кричал, брызгая слюной, топал ногами, грозил всех казнить, если я отойду в долину теней. Кажется, он подозревал отравление, а мне было так больно и стыдно… Сколько из-за меня суеты!
После снадобий Лепида началась рвота, и Фурий сам поддерживал мою голову над серебряной чашей.
– Вспоминай, что ты ела сегодня, из чьих рук принимала угощения?
– На кухне всего понемногу… я сама виновата, здесь так вкусно готовят… потом вино у Мелины – это уже перебор, прости…
– Мелина! – взревел Фурий, отпуская мои волосы и жестом подзывая кого-то из слуг.
В плывущем сознании успело отразиться его бледное перекошенное лицо – страдание и безумная ярость.
Закрыв глаза, я устало опустилась на смятое покрывало. Самочувствие немного улучшилось, но шумиха вокруг не стихала. Хорошо, что окна и двери в сад теперь были широко распахнуты, но зачем столько людей… Это просто пищевое отравление, будет мне урок, нечего заедать волнения всякой всячиной. Зачем так орать на рабов…
– Пожалуйста, не кричи, – шепотом попросила я, не надеясь, что буду услышана.
Он сделал какие-то распоряжения и вернулся ко мне – прилег рядом, выхватил из рук служанки влажную тряпочку и сам принялся протирать мне лицо и шею.
– Фурий, прости, что не спросила твоего разрешения, мне не следовало сюда приходить… Я и так наказана сегодня.
Он целовал мои ослабевшие руки и плакал. А я была так измучена, что даже не удивилась его странным поступкам.
– Это ты должна меня простить. Я уехал, бросил тебя одну в змеином логове. Бедная моя, маленькая девочка, я так виноват.
– Ты тяжело перенес нападение, я понимаю.
Так мы утешали друг друга, пока новый приступ тошноты не заставил меня потянуться за чашей. Фурий терпеливо помогал, а потом ни на миг не отлучался почти до самого рассвета. Смутно помню, как засыпала рядом с ним на постели Марциллы, чувствуя над собой дыхание императора.
– Спи, сердце мое, теперь я всегда буду рядом и не позволю случиться новой беде. Боги оказали мне великую милость, вернув тебя, и на этот раз ты меня не оставишь. Я не позволю тебе уйти. Ты нужна мне… нужна… нужна! И я уничтожу каждого, кто осмелится разлучить нас, любимая.
Глава 33. Исцеление от грез
Я проснулась, когда солнце стояло уже высоко, и сразу попросила воды, меня сильно мучила жажда. Дремавший в кресле Фурий вскочил на ноги при звуках моего голоса. Стало неловко, что первый человек в империи провел ночь у постели больной актрисы – никогда прежде не замечала от него столь нежной заботы. Цезарю достаточно было поручить меня слугам, но если ему что-то в голову пришло – не отступится.
Лепид бесшумно вышел из соседней комнаты, держа перед собой бронзовый подносик со скляночками. Глянув на всклокоченную бородку лекаря и его воспаленные глаза, я послушно выпила новое лекарство. Самое страшное позади, теперь я быстро поправлюсь.
Фурий присел на край постели и погладил мое колено, укрытое шелковым покрывалом. В бесцветных глазах мелькнуло искреннее сочувствие.
– Бедная птичка! Я так рад, что ты снова улыбаешься. А я уж хотел отправить жалких эскулапов на завтрашнюю арену.
Поднос дрогнул в руках Лепида, – стеклянная палочка звякнула о хрусталь чаши, и я постаралась придать своему лицу самое жизнерадостное выражение, декламируя нараспев стихи Визбора:
– Если я заболею,К врачам обращаться не стану,Обращусь я к друзьям —Не сочтите, что это в бреду:Постелите мне степь,Занавесьте мне окна туманом,В изголовье поставьтеУпавшую с неба звезду!
– Ах, как хорошо, моя прелесть! – умилился Фурий, а меня будто под руку толкнули, я вдохновенно начала убеждать его поскорее завершить реставрацию старого театра.
– Это мирное зрелище несет больше пищи для ума и сердца, нежели смертельные поединки. Фурий, прошу тебя, давай подумаем, как все устроить. Ты прославишь свое имя на века как спонсор Муз и просвещенный правитель. Я предлагаю…
– Оставь свои хлопоты, милая, ты еще очень слаба.
– Неужели так необходимо это кровавое побоище, Фурий, мы же люди, а не животные.
– Довольно поучений. Это скучно, – его голос стал холодным и равнодушным, взгляд, обращенный к окну, будто остекленел.
Я опомнилась и тихо проговорила:
– Прости, прости. У меня в голове все путается, такой был сумбурный день.
– Отдыхай. Я пришлю Катона тебя проведать. У меня много дел, завтра открытие игрищ, нужно обо всем позаботиться. Навещу тебя вечером, Валия.
Порыв ветра заставил взвиться алые складки его плаща, так быстро Фурий покинул мою нынешнюю спальню. А я подумала, что надо бы скорее вернуться к себе из покоев Марциллы, мне здесь не место. Сейчас немного окрепну и дойду сама, кто-то непременно поможет.
– Ларта, где моя Ларта? Пусть ее позовут!
Но вместо рабыни у кровати вскоре показалась закутанная в тогу фигура советника Катона. Я виновато покачала головой, словно сетуя на доставленное всем беспокойство. А вот Тит Сергий загадочно улыбался краешками губ и что-то невнятно бормотал себе под крючковатый нос:
– Боги нынче благосклонны к моим молитвам! Грязный боров повержен, дерзкие кобылицы отправлены на скотобойню. Осталось навести порядок в главной конюшне.
– О чем ты?
– Ах, Валия, бедняжка, как худо тебе пришлось! Говорил же я тебе быть осторожней и не водить дружбу со всякой мусорной дрянью.
– Но… кажется, ты прежде обратное советовал…
Дурное предчувствие заставило меня подняться, опираясь на груду подушек.
– Тит Сергий, что с Мелиной? Неужели ее в чем-то обвинили?
– Бывшая потаскуха во всем призналась сама. Она так выла, когда Кассий начал
